С тоской смотрел на шероховатые отвесные стенки колодца, который они с Никишкой по очереди рыли почти три дня, стараясь добраться до уровня золотоносных песков. И вот уже дошли, и пробы в каждом лотке пошли хорошие, густо пошло золото. Даже круглое гнездышко самородков попало небольших, как бобы, сидевших рядышком, числом аж пять штук. Фарт радовал душу - тем более и кисет с добычей уже приятно тяжелил руку. И вот - такое...
Вспомнилось, как сосед на прииске, когда узнал, кого Архип взял себе в напарники, намекал на слухи о темном прошлом «золотничника»-одиночки. Говорил, что и глаз-то Суходольцев потерял на лихом деле - в поножовщине. Не советовал идти и в Медвежью падь: больно зверья там много, опасно. Но самонадеянный мужик, смеясь, отвечал, что, дескать, медведей бояться - в тайгу не ходить; что он и сам, если надо, любого в бараний рог свернет, да и ружье с собой обязательно прихватит. И вот, получается, досмеялся.
Что ж, хорошо хоть жив остался, а могло быть и хуже. Одно, похоже, точно ясно. Бросил его Никишка, сам ушел, и кисет с золотом, скорее всего, унес. Плакали самородочки. Вспомнив про самородки, Архип засопел, размазывая скупую слезу отчаяния по окровавленному, грязному лицу. И дал себе страшную зарок-клятву: «Если выберусь - убью одноглазого, казню самой лютой казнью, а потом - пусть судят».
Немного успокоенный вызревшим решением, даже немного взбодрившийся, стал внимательно осматривать стенки шурфа, пытаясь прикинуть - как же выбраться? Колодец оказался довольно глубоким, метра четыре- пять, не меньше. Бревно, если его поставить к стене «на попа», метра три будет, но этого мало, а дальше как же? После долгих безуспешных попыток, промучившись до темноты, измазавшись в желтой глинистой грязи, понял: ночевать придется здесь же.
Ночь тянулась долго и мучительно. Ломило ушибленную бревном голову, левую сторону лица залил сплошной отек-синяк. Мучительно хотелось пить - во рту было сухо. Стараясь облегчить мучения, прикладывал голову к сырым, холодным стенам - немного легчало. Сильно донимал озноб - как работал в одной рубахе (жарко даже было) - в ней и ночь перемогал. Казалось, утро никогда не придет, зуб на зуб не попадал. Но, наконец, стал сереть белесым верх шурфа, там наверху, в пихтаче, зазвучали птичьи голоса - стало чуточку легче, вновь появилась надежда.
Еще вчера, мучаясь с бревном, он заметил довольно толстый древесный корень с руку толщиной, который шел поверху стенки глубоко вниз - метра на два, не меньше. Испыток не убыток - да и по-другому никак. Нужно было с поставленного на «попа» коротыша попробовать дотянуться до корня, а там и свобода - вот она.