Не знаю сколько мы стоим так — прижавшись друг к другу после обоюдного удовольствия, но моё тело остывает без его ласк и начинает вновь дрожать от холода.
— Ты замерзла, нужно выходить, — произносит, очнувшись Тахиров.
Я согласно киваю и, не размыкая объятий, иду вместе с ним на выход из бассейна. Одной рукой Рустам держит меня под ягодицы, другой — выбирается на поверхность, придерживаясь за поручни. Легко и без особых усилий, словно я — всего лишь пушинка в его сильных мужественных руках.
Спрыгиваю на кафельный пол я только тогда, когда моя эйфория отступает, когда мы подходим к шезлонгам и я в панике начинаю искать своё неизвестно куда подевавшееся полотенце. На щеках алеет румянец, когда я стою перед ним обезоруженная, голая и впервые не знаю, что сказать после его признания.
Рустам отдает мне своё полотенце — большое и теплое. Накидывает на обнаженное тело и укутывает словно маленького ребёнка, растирая плечи.
— Ты все ещё дрожишь, — произносит Тахиров, когда находит полотенце поменьше и обматывает им свои бедра.
— Все нормально, это пройдет, — отвечаю ему чуть улыбнувшись.
Хочется добавить, что, кажется, я перестаю дрожать только в его объятиях и ласках, но в этот самый момент изображение видеоняни показывает мне, что Надюшка начинает ворочаться в своей кроватке и, в конце концов, раздается истошным криком.
— Мне пора, — подхватываю видеоняню, придерживаю полотенце так, чтобы оно не размоталось и не упало, нахожу свою обувь и бросаюсь бежать прочь.
Подальше от возникшего смущения и неловкости. Подальше от странных мыслей и чувств, завершая этот безумный вечер на нужной ноте.
Серые заплесневевшие стены, несносная вонь в подъезде, ветхая лестница, ведущая на второй этаж. Этот барак давно готовили под снос, а владельцам обещали новые квартиры, но разговоры только и закончились разговорами. Барак как стоял, так и стоит. Отец всё надеялся, что вместо своей конуры размером со спичечный коробок ему выдадут хорошенькую квартирку в новостройке, где он непременно начнет новую жизнь и пить, обязательно, перестанет.
Запах становится таким тошнотворным, что я прячу лицо в вязаном шарфе. Привычно толкаю ногой дверь, ведущую в папину комнату, потому что в обеих руках у меня пакеты, набитые едой. Хиленькая дверь тут же поддается, и я переступаю порог, замирая от шока.
Нет, к такому жизнь меня определенно не готовила. Обвожу пристальным взглядом убранную комнату и несколько раз подряд зажмуриваю глаза. Думаю, что видение исчезнет, но не тут-то было — вместо склянок-банок-пустых бутылок на кухонном столе застелена скатерть и стоит ваза с печеньем и конфетами. В углу вместо дохлой полуразвалившейся раскладушки — старый, но вполне пригодный диван-малютка. На полу не валяются окурки, не растоптана грязь и не летают роем мухи. До идеала здесь далеко, но прибрано и опрятно настолько, насколько позволяет данная обстановка.