— Да, заслужил.
— Прошу тебя, позволь мне все объяснить.
Я сердито смотрела на него.
— Что объяснить? Что ты играл со мной? Опять? Чертовый приз, Пенн? — Я чуть не кричала на него. — Что все было ложью? Для тебя все было чертовой игрой. Моя жизнь — это не игра! Я — человек. Ты не можешь играть со мной, как кукловод, дергая за ниточки.
— Нет, все не так, клянусь. С тобой все было не так.
— Ты заключил пари! Ты на самом деле решил поставить, сможешь ли трахнуть меня и заставить в тебя влюбиться. Ты решил поиграть с человеческой жизнью! Моей жизнью. И что я получила от твоей игры? Несколько недель секса, теперь без работы, без жилья, с разрушенными планами.
— Я не ожидал, что все так закончится.
— Понятно, что не ожидал! Потому что с тобой никогда такого не случиться. И никому из твоих друзей нет дела до того, что вы губите жизни других людей! И девчонка Адди пыталась тогда меня предупредить, — сказала я, качая головой, испытывая отвращение к самой себе. — Но я была тогда слишком тупа, явно засунув голову в задницу, чтобы поверить ей.
— Натали, мне очень жаль, что так вышло. Но я рад, что у нас были эти месяцы. Я не предполагал, что мы влюбимся друг в друга и так все получится.
— Ты вообще сам себя слышишь? — Я раздраженно покачала головой. Потом повернулась и зашагала по подъездной дорожке.
— Натали, постой.
— Нет, ты постой! Я не хочу ничего от тебя слышать! Я больше ничего не хочу слышать из твоих уст. Ты не сможешь исправить то, что сделал. В Париже ты лгал и манипулировал мной, но то, что было в Париже ничто по сравнению с тем, что произошло сейчас. Как тебе удалось одурачить меня еще раз.
— Все было по-настоящему. Пари было глупой идеей. Заключая пари, я притворялся, потому что хотел сблизиться с тобой. Но мои чувства — реальны, — попытался он уверить меня.
— Тебе не нужно было притворяться! — Закричала я на него.
Я остановилась, посмотрела ему в глаза, напоминающее прекрасное голубое небо, которые лгали, когда все остальное разваливалось. Я не могла выносить его взгляд. Я больше не могла этого выносить.
Я повернулась к нему. Не со слезами на глазах, а со злостью. Никаких слез, только пустота. Это был конец. Все было кончено. Пенн Кенсингтон сделал все, что мог, чтобы разрушить все остатки романтики в моей душе.
Мой голос был спокоен, когда я произнесла:
— Ты помешен на всем этом дерьме по поводу этики. И ты считаешь, что этично ставить на чью-то жизнь? Что это правильно? Ты исследуешь, изучаешь и учишь, что такое счастье, что такое хорошая жизнь, как жить по законам этики. Но ты не живешь ими сам.