Конечно, благородный и честолюбивый Метел испытывал не самые лучшие чувства, принимая участие в сегодняшнем празднестве. Это было торжество его ненавистного врага, о котором он даже слышать не мог хладнокровно. Он с гораздо большей охотой провел бы этот день в своем загородном имении. Но Метел собирался выставить свою кандидатуру на предстоящих в этом году цензорских выборах. Поэтому ему очень важно было произвести сегодня на сограждан благоприятное впечатление и не подавать лишнего повода для разговоров о своей непомерной гордыне. В данном случае он выглядел как человек, поставивший всеобщую радость победы над врагами Рима выше личной обиды.
Хотя в цирке стоял сплошной гул от аплодисментов и криков, все же можно было различить обращенные к Метеллу возгласы:
— Да здравствует Метелл!..
— Да здравствует Метелл Нумидийский!..
— Слава победителю при Мутуле!
Какая-то матрона, сидевшая в первом ряду, бросила к его ногам букет цветов и крикнула:
— Метелл! Ты начал эту войну, а Сулла[75] ее закончил!
Метелл ответил незнакомой своей почитательнице грустной улыбкой признательности. Эту фразу он часто слышал от друзей, которые, желая сделать ему приятное, с пренебрежением отзывались о заслугах Мария в Нумидии и не без основания утверждали, что этот выскочка еще долго испытывал бы терпение римлян, ждавших обещанной им быстрой победы, если бы не выдающаяся отвага Суллы и трусливое коварство Бокха. Слабое утешение для человека, считавшего, что у него вырвали из рук почти что одержанную победу!
— Ио! Триумф!.. Ио! Триумф! — гремел цирк.
Среди сенаторрв можно было видеть консула предыдущего года Публия Рутилия Руфа[76], любимого народом за честность и справедливость. Четыре года назад он был легатом Метелла, особенно отличившись в сражении у реки Мутул, когда он отразил со своими солдатами наступление слонов и пехоты противника, пытавшегося захватить римский лагерь.
Зрители горячо приветствовали Квинта Фабия Максима Аллоброгика[77], покорившего аллоброгов[78] и наголову разбившего их союзника, царя арвернов[79] Битуита[80], а также Гая Секстия Кальвина[81], одержавшего победу над саллювиями[82] и основавшего первую римскую колонию по ту сторону Альп, названную в его честь Аквами Секстиевыми[83]. Оба консуляра были уже в преклонных годах и почти отошли от государственных дел, но сегодня решили принять участие в утомительной церемонии триумфа, чтобы напомнить квиритам, приунывшим после Араузиона, о своих славных победах в Галлии.
Сенаторы, проходя по арене под несмолкаемые приветствия и аплодисменты зрителей, покидали цирк через выход, обращенный к городским стенам. Они выходили на дорогу, по обочинам которой теснились толпы горожан. Ликторы и общественные служители наводили среди них порядок, расчищая проход для шествия. Сенаторы помахивая лавровыми ветками, приближались к Карментанским воротам. Это был главный вход в город со стороны Марсова поля.