Дженни вложила в рот больному несколько ложек желе.
– Дженни, мне кажется, я видел там свет; я приближаюсь к нему, Дженни. Я отделен от него только узким темным проходом, но это ничего, потому что дальше я вижу свет.
Слезы Дженни падали на кровать больного, она не могла говорить от горя.
– Там точно громадный корабль, – продолжал граф, – паруса посеребрены, реи из хрусталя, а сам корабль из золота. Он достаточно велик, чтобы заключить весь свет, и те, которые входят туда, счастливы навсегда. Там нет более бессонных ночей, крушений, приключений, борьбы с бурей и ураганом. Великий Командир заботится о нас. Вы все присоединитесь ко мне там, я только предшествую вам.
– Да, – прибавила она нежно сквозь рыдания.
– Где Кларисса? – Закричал он вдруг. – Она не пришла!
– Дженни думала, что он хотел сказать «Лора».
– Мы не ожидаем Клариссу, – сказала она, – а Лора еще не приехала.
– Дженни, быть может Кларисса предшествовала мне в пути на этот великолепный корабль. Я найду ее там!
– Не знаю, – ответила Дженни слабым голосом, думая о том, как тягостна умирающему в эту минуту мысль о неопределенности судьбы Клариссы.
– Отец, если… если Лора прибудет слишком поздно, ты прощаешь ей ее ошибку, не правда, ли?
– Я ее уже простил, скажи ей это. Я люблю и прощаю ее, я надеюсь, что на том свете она присоединится ко всем нам. Но, Дженни, я не могу любить его, ее мужа. Я никогда этого не мог. Если когда-нибудь Лора будет без защиты, дай ей приют у себя; у нее не будет никого кроме тебя.
Было ли это одно из тех предвидений, одно из тех предсказаний, которые иногда сходят с уст умирающих? Быть может.
Дженни услыхала за дверью легкий шум; она думала, что это Лора, но это был доктор Джемс, который, оставшись только на несколько минут в комнате графа, пошел к графине.
Граф Окбурн опять впал как бы в летаргию, которая продолжалась час или два; он очнулся от нее только в десять часов.
– Элиза, который час.
– Десять часов, отец.
– Ах, это ты, Дженни, – сказал он радостно и с трудом протянул свою руку, как бы отыскивая ее.
– Моя Дженни, дочь моя со мною, наконец! И она не хочет помнить, сколько она страдала по моей воле.
Граф сказал эти слова, как бы забыв о присутствии его дочери: умирающие часто высказывают такое отсутствие памяти. Сердце Дженни сильно страдало.
– Я еще не у цели, Дженни, как долго!
Голос его был так слаб, что Дженни должна была наклониться над ним, чтобы слышать его.
Вдруг, он закричал твердым голосом и испуганным тоном: «Что теперь на море?»
Дженни дала ему какой-то ответ, чтобы успокоить; она не полагала, что он хочет говорить о приливе и отливе.