Капитан Шесней болел подагрой; с годами болезнь повторялась чаще и припадки его становились мучительнее. Однажды, по приезде в Венок-Сюд, капитан сильно заболел, послал за доктором своего старого слугу, негра Помпея.
Не зная никого в городе, Помпей где-то справился и ему указали на братьев Грей, но он ни одного из них не застал дома. Возвращаясь от них, Помпей заметил вывеску у Карлтона и привел его к больному. Вот какой случай свел Карлтона с капитаном. Припадки капитана часто возобновлялись зимой и молодой доктор сделался своим человеком в семействе.
Небольшой домик с хорошеньким садиком, занимаемый капитаном Шесней, имел приветливый вид и представлял собой уютный утолок. Войдя в сад через комнату, Карлтон заглянул в окна гостиной. Она была слабо освещена огнем камина, комната же капитана была ярко освещена.
Старый негр сильно обрадовался доктору.
– А меня послали было за Греем, – сказал он шепотом.
Карлтон на это сообщение презрительно кивнул головою и поднялся к капитану. Он нашел его в постели. Несколько дней тому назад Карлтон оставил его оправляющимся после сильнейшего припадка подагры.
В посвящении доктора теперь не было необходимости. Но капитан, раздражительный от болезни вообще, сделался особенно нетерпеливым во время своего выздоровления. В постели лежал человек небольшого роста, с блестящими черными глазами, с седыми бровями и густыми белыми волосами. Одна из дочерей капитана, Лора, сидела у кровати.
Про нее-то и говорила мистрис Гульд, называя ее «красавицей». Лора, действительно, была красавица, с большими черными глазами, блеск которых затмевал кротость их. Едва успела она поменяться поклоном с вошедшим доктором, как к ней обратился капитан и сказал: «Оставь нас, Лора».
Она слегка поклонилась и вышла.
Карлтон сел против капитана Шесней и выжидал, когда пройдет взрыв его гнева.
– Я не мог быть у вас, капитан, – сказал он спокойно, когда, наконец, капитан утих. Надо заметить, что Карлтон всегда умел владеть собой в присутствии капитана, никогда не теряя притом своей обычной важности.
– Отец меня вызвал в Лондон телеграммой; он сильно болен и я боялся не застать его в живых. Это, без сомнения, объясняет вам причину, по которой я не мог явиться тотчас же по вашему приглашению.
– Я тоже мог умереть, – проворчал капитан.
– Извините, милостивый государь, вы, слава Богу, далеки от смерти, а если бы я и боялся за вас, то наверно предупредил бы об этом одного из Греев.
– Да, если бы вы не приехали сегодня вечером, я бы и сам за ними послал; подумать ужасно о том, что я тут лежу и… такие страдания, да еще доктора при мне нет.