Она меня просила достать ей какую-нибудь газету за это время, где она нашла бы описание дела со всеми деталями. Но мне кажется, что эта газета хранится только у мистрис Файч, в гостинице «Красный лев». «Вы не скажете никому о том, что я расспрашиваю о мистрис Крав, – сказала она мне вчера вечером, – у меня на это есть свои причины». «Сударыня, – ответила я ей, – я клянусь вам в этом».
– И вы поспешили передать мне все сегодня же.
– Ах, но ведь ничего не значит рассказать вам, вы ведь будете хранить тайну, Юдио. Кроме того, в то время вы были вместе с нами при ней. Сегодня утром я и подумала: «Как только увижу Юдио Форд, я расскажу ей все, но я никому более не скажу ни слова; нет, я этого не сделаю, даже для вдовы Гульд. Я ей не скажу об этом ни слова, даже если бы от этого зависела моя жизнь. О! Эта женщина трещотка, и, узнай только она, – через час об этом будет знать весь город.
– Разве эта женщина хочет жить здесь одна? – Спросила Юдио.
– Я думаю, у нее есть работница, которая занимается чисткой и стиркой; ребенок – слабое больное создание. Я не думаю, чтобы он долго прожил; зайдите и посмотрите его.
Мистрис Пеперфли встала и повела Юдио в дом.
На кровати в одной из нижних комнат лежал бледный тщедушный ребенок, светлые белокурые волосы которого падали на его миниатюрное лицо. Юдио долго смотрела на этого ребенка, пораженная сходством его с кем-то, не будучи в состоянии однако вспомнить, с кем именно.
– У него костод в коленной кости, – сказала матушка Пеперфли, – я в этом уверена.
– Бедный ребенок! А это опасно?
– Эго большей частью убивает детей, – сказала сиделка с уверенностью.
Как он худ и бледен! Какой у него выпуклый лоб! Если вы увидите ребенка с таким лбом, вы можете быть уверены, что это результат долгих страданий.
– Его мать говорит, что он никогда не был очень крепок. Хотите выпить немного, Юдио, – продолжала матушка Пеперфли, вытащив из кармана своей обширной юбки флакон.
– Нет, спасибо; мне нужно выполнить еще некоторые поручения миледи.
Она ушла, несмотря на увещевания матушки Пеперфли, и, возвращаясь обратно мимо дома, увидела в том же самом кресле перед домом иностранку, сидевшую в тени около коттеджа. Эта женщина почтенной наружности, в трауре, была на вид лет пятидесяти; она держала на руках спящего ребенка. Матушки Пеперфли не было тут; но если бы Юдио подняла немного глаза, она бы увидела ее в комнате, растянувшейся на диване и спящей глубоким сном. Юдио внимательно вглядывалась в иностранку и узнала ее, чему, вероятно, способствовал недавний разговор ее с матушкой Пеперфли.