Карлтон не отвечал ничего; он вонзил в Пеперфли такой же испытующий взгляд, как утром на ребенка, но еще более беспокойный, хотя его бесстрастное лицо, не выдавало внутреннего волнения.
– Это очень глупо с ее стороны! – Сказал он наконец.
– Я то же думаю; и какое бы ей дело до этого? Если бы могли узнать, кто была эта дама и каким образом было отравлено это лекарство, это было бы другое дело. Но при теперешнем положении вещей следствие ничего не раскроется так и сказала мистрис Смит.
– Вы, значит, говорили об этом деле с нею?
– Говорила ли я с нею! – Воскликнула сиделка, – она ни одной минуты не переставала говорить со мною об этом с тех пор, как я ее встретила в новом омнибусе.
– Новый омнибус, – что вы хотите этим сказать?
Мистрис Пеперфли очень любила болтать. Она начала рассказывать Карлтону всю историю своей встречи с вдовой и дружбы, которая воцарилась между ними впоследствии. Окончив свой рассказ, она должна была войти в комнату больной.
Карлтон молча слушал ее и теперь, очевидно, обдумывал то, что узнал от нее.
Он приблизился к окну, открыл его и высунул голову, глядя на грязный маленький двор, на котором не чувствовалось ни малейшего движения воздуха, которого ему хотелось, чтобы освежиться, потом закрыл его опять.
В эту минуту вошла матушка Пеперфли.
– Говорили ли вы об этом с кем-нибудь, – спросил он ее строго.
– Ни с кем в мире, – ответила Пеперфли, забыв, конечно, свою беседу с Юдио. – Вдова просила меня не говорить об этом никому.
– Я вам советую то же. Я еще помню, как много хлопот и забот принесло тогда это делр, если может быть, вы забыли. День и ночь меня осаждали вопросами; мне даже не хватало времени заниматься своим делом. Я не был бы рад подвергнуться опять подобным неприятностям, если это дело вновь всплывет наружу. Держите же язык за зубами, как вас просила мистрис Смит… Но по какой причине она просила вас молчать? – Спросил он вдруг.
– Она мне не сказала причины, сударь. Но если человек постоянно говорит одно и тоже, сударь, то нельзя не заключить, что в этом есть какая-нибудь причина.
– Но, кто это может быть? – Сказал он, как бы обращаясь к самому себе.
– Она необыкновенно решительна в своих поступках, – заметила сиделка.
Разговор на этом окончился, потому что Карлтона позвал Лисетт. Через четверть часа Карлтон в раздумье вернулся домой.
Из слов Пеперфли он заключил, что эта женщина была та же мистрис Смит, которая увезла с собою ребенка мистрис Крав, та же самая, которую он видел на станции Большой Венок.
Сделав это предположение, он раздумывал: тот ли это ребенок? Он утром спросил о его возрасте; ему ответили, что ребенку шесть лет и на самом деле он на вид был не старше. Тот мальчик, если бы был в живых, был бы теперь старше; с другой стороны Карлтон знал, как часто можно ошибиться при определении возраста детей по их наружному виду.