Света вытерла руки о передник и, кусая губы от расстройства, попросила:
— Потап, вызови такси, мы этот букет отправим твоей маме. Я не хочу принимать от тебя подарков. Еще раз повторяю — мы не можем быть вместе! Я за эти дни не написала ни одной сказки! Это духовная смерть для меня! Ну пожалуйста, отпусти меня!
— Опять твои дурацкие сказки! — сбросив личину безобидной овечки, рыкнул Потап.
Света сжалась: проглянувший звериный оскал дал понять, что никакого мирного соседства не получится. Она понимала, что плакать нельзя, нельзя показывать слабость, но и жизнь, как, на пороховой бочке, была невыносима. Против ее воли слезы появились на глазах, вызвав у Потапа еще большую злость.
— Так может, ты мной брезгуешь? Перед кем-то ноги в Москве раздвигала, а перед мужем кочевряжишься? Не хотела по-хорошему, будет по-моему.
В ярости он смахнул со стола всю посуду и, схватив девушку в охапку, швырнул на освобожденную поверхность.
Света едва не задохнулась от отчаяния. Она яростно вцепилась ногтями в его плечи, пытаясь оттолкнуть, но лишь сильней раззадорила.
— Остановись! Я заявлю в полицию! — сдавленно выкрикнула она.
Припечатав жертву к столу, Потап плотоядно усмехнулся.
— А, я и забыл, что ты писать умеешь! Сказки, говоришь?! Пиши. Пиши, Серегу хоть развлечешь, а то ему скучно!
Света похолодела. Недавно друг Потапа, Сергей Изотов, получил повышение и теперь стал замначальника полиции. А начальник — его родной дядя. Так что рассчитывать на помощь, действительно, глупо. Опять больно резануло презрительное «Сказки, говоришь!» Это повод ее ненавидеть, потому что делает ее не такой как все. Потапа это бесило раньше. И будет бесить всегда. Пока он снова не растопчет ее возродившееся «Я». А растопчет уже сейчас. То, что неотвратимо случится, навсегда перечеркнет возможность вернуться к нормальной жизни, к работе, к Денису. Она просто сломается, а разъяренный Потап, заполучивший свое, больше не будет таким мягким и пушистым.
Эти мысли, в мгновение ока промелькнувшие в голове придали немного сил, и она попыталась извернуться и выскользнуть.
Но силы были слишком неравными, и в руках мужа она была лишь бессильной куклой, обреченной на утилизацию.
Денис, получив информацию от Аксиньи, долго не мог ее переварить. Получается, каким он был мажором, таким и остался. А еще радовался, как ребенок, что нашел родного по духу человечка, который понимает с полуслова, доверяет и смотрит распахнутыми от счастья глазами. От счастья общения с ним. И как оказывается, плохо ему без этого солнечного, открытого человечка. Кляня себя за душевную близорукость, он заметался, осмысливая план действий.