А Денис, глядя вслед убегающей девушке, удивился, сколько различных эмоций она вызвала. И сочувствие, и умиление, и желание опекать, как несмышленыша, и что-то непередаваемо теплое, мягкое и пушистое, что его прямо-таки озадачило — это чувство какого-то родства. Отсканировав этот хоровод мыслей, он только заметил, что рот у него растянулся в блаженной улыбке чуть ли не до ушей.
— Тетечка любимая! Ты дома?! Я сейчас подъеду с Филимоном, он поживет у тебя, — набрал он номер единственного человека в семье, из которого мог вить веревки без зазрения совести. Отец, такой же упертый, как и он сам, запрещал матери даже кастрюльку котлет передать с водителем голодающему чаду. Не зря дед назвал Петром — камень во всем, или «Царь. Просто царь». Одна тетя Лида, мамина сестра, не стелилась перед ним и говорила в лоб все, что думает о «царе», потому и отстранена была от кормушки и гордо жила на свою учительскую пенсию и добровольный «оброк» от племянника — изгоя.
С ней любовь была взаимная, зачерствевшее сердце одинокой женщины превращалось в воск, как только речь шла о ее «талантливом мальчике».
— Денёк, радость моя! Пусть живет, конечно, сколько нужно. Только предупреди строго настрого: девок не водить, бутылки пустые не складировать, порядок соблюдать. В общем, вести себя по-людски. Я не успела сказать тебе, приятельница пригласила в Пятигорск на пару недель. Так что я в поезде. Привезу тебе носки вязаные, шерстяные.
И смех, и грех.
— Ну что, Филимон, как тебе условия проживания? Не слишком жесткие требования у тетки?
Фил, как уже воспитанный кот, понял, что от него требуется положительный ответ, и будучи уверенным в своем достойном поведении, твердо пообещал ничего не нарушать. Его «Мяу!» было убедительным и искренним.
Делать нечего. По поводу ответственности у него был пунктик. Пришлось возвращаться домой, объяснять свои правила квартиранту и надеяться, что неходовой расцветки кот понравится какой-нибудь его подружке.
А пока…Денис задумался. Тетка сетует, что уже хочет и внуков понянчить — после того, как племянник с оглушительным треском захлопнул дверь отчего дома, она безапелляционно присвоила ему статус сына.
Но мысли о детях его не вдохновляли, поэтому пребывание на своей суверенной территории хвостатой модели ребенка — писающего где придется, орущего и разрушающего все вокруг — совершенно не грело.
Но, на удивление, Филимон повел себя более чем достойно.
Едва его спустили с рук, невольный оккупант тут же принялся исследовать территорию, показывая, что намерен остаться здесь надолго. Неизвестно, каким чутьем определил, что лоток должен стоять именно в туалете, но он уверенно подошел к двери в заветную комнату и требовательно мяукнул.