Блу поцеловала Клео в голову.
— Это случится, — сказала она с милой улыбкой. — А теперь иди спать.
___________________________
Клео плохо спала ночь. В голове крутился миллион разных сценариев.
Она не сомневалась в том, что беременна. И, как сказала Блу, у неё есть выбор: отдать ребёнка на усыновление, прервать беременность, или продолжать работать и попытаться накопить достаточно денег, чтобы продержаться месяцы в декрете, а потом снова выйти на работу. Она могла бы переехать к Блу и Люку, которые, несомненно, примут её с распростёртыми объятиями. Однако была и другая возможность - рассказать о беременности Данте. Но Клео скорее съела бы горсть червей, чем это сделала.
«Хотя, как отец ребенка, он, наверное, имеет право знать?»
В конце концов, не вина Клео, что его дурацкие презервативы подвели, а сперматозоиды оказались чемпионами. Почему только она должна беспокоиться об этом? Почему должна отказываться от своего ребёнка, избавляться от него или просить брата о помощи, когда Данте более чем способен содержать свое дитя?
«Но серьёзно… я скорее съем червей, чем ему скажу».
Именно на этой тревожной ноте Клео погрузилась в беспокойный сон.
________________________________
На следующий день Клео сказалась больной и половину утра вяло бродила по пустому дому Блу и Люка, борясь с привычной тошнотой, которую теперь страшилась. Как только ей удалось справиться с рвотой, она забралась в свой старый побитый «Фольксваген-хэтчбек» и поехала к себе домой в Ньюлендс, чтобы принять душ и переодеться. После обеда она должна встретиться с Блу и пойти к гинекологу.
Когда Клео вошла в квартиру, которую делила с Кэлом, её хрупкие плечи поникли под сокрушительной тяжестью уныния. Одного взгляда вокруг было достаточно, чтобы чуть не упасть на колени в отчаянии.
«Как я принесу сюда ребёнка?»
Квартирка была крошечной, с одной спальней и кухней, совмещенной с гостиной. Кэл спал в гостиной, но никогда не убирал постельное бельё с дивана. Кругом валялась его одежда, пустые коробки от еды на вынос. Три дня назад Клео делала попкорн, и миска с его остатками до сих пор стояла на столике. В раковине громоздилась грязная посуда, вся квартира пропахла сыростью и чем-то несвежим.
Кэла не было дома, и Клео надеялась, что если он не на прослушивании, то ищет работу. Она знала, что, скорее всего, он не на прослушивании, в противном случае Кэл, не замолкая, говорил бы об этом. К сожалению, в их маленьком танцевальном сообществе за Кэлом закрепилась репутация проблемного человека. Ему становилось всё труднее и труднее танцевать с независимыми группами, потому что о нём ходили слухи. Когда-то у него было постоянное место в труппе современного танца, и он всё испортил, когда, оттанцевав главную партию, начал выдвигать невыполнимые требования. Клео хотелось бы, чтобы Кэл прекратил вредить самому себе, но с ним было трудно говорить об этой ситуации. Он нелепо защищался и уходил в угрюмом настроении на несколько часов, а иногда и на несколько дней.