Тщательно продумать каждый свой шаг, найти убежище, чтобы укрыться от него и обеспечить свое будущее, а после… после не позволить ему выполнить то, что он так рьяно обещает.
Делаю несколько шагов к двери, но Матвей ухватывает меня за запястье крепкой ладонью и останавливает. Я поворачиваюсь, смотрю вначале на его руку, удерживающую мою, а затем поднимаю взгляд на его лицо и вскидываю голову.
— Что такое, Матвей Алексеевич? Не закончили осмотр?
— Хочу спросить, — он улыбается одними уголками губ и подходит ближе, хотя я старательно отодвигаюсь подальше. — Что во мне такого особенного, что ты изменила себе настоящей?
— Я не знаю, — говорю и смотрю куда-то в район его груди.
Матвей хмыкает и засовывает руки в карманы брюк, отходит на несколько шагов и выдает:
— Будем считать что ответ меня удовлетворил.
— Я не отдам тебе ребенка, Матвей, — сжимаю руки в кулаки и смотрю на него. — Ты даже не представляешь, что значит ждать сына или дочь и не иметь возможности их получить, стараться, пить витамины, жить по часам, — я начинаю срываться, чувствуя как к горлу подступает ком. — И я не отдам его. Они оба мои, я тебя не искала, мне ничего не нужно от тебя.
— Мне нужен ребенок, — всего три слова, сказанные ледяным тоном, и я срываюсь.
— Я не смогу, — машу головой из стороны в сторону и чувствую, что глаза заволокло пеленой слез. — Не смогу жить, зная, что родила двоих детей, а воспитывать буду одного. Я не смогу, понимаешь?! — мой голос срывается на крик и я отступаю, упираясь в стенку.
Проходит несколько долгих секунд одиночества и обреченности, момент, когда я понимаю, что это конец. Я ничего не сделаю, не смогу что-то доказать. Глядя на этот шикарный дом, на его обстановку, осознаю, что какими бы правами я не была наделена, мне ничто не поможет. Это состояние обреченности бьет по сознанию, и я не сразу понимаю, что стою уже не одна и прижимаюсь не к холодной стене, а к горячему мужскому телу.
Я дергаюсь, но Матвей удерживает меня и не отпускает.
— Не отдам, — борюсь с ним, сжимаю руки в кулаки и ударяю несколько раз по его груди. — Не отдам, слышишь?
— Слышу. Успокойся.
Прижимает к себе за хрупкие плечи и проводит рукой по волосам, успокаивая. Его бережные движения немного успокаивают меня, но слезы все еще катятся из глаз.
— Я не стану забирать ребенка, — слышу рядом с моим ухом и думаю, что ослышалась.
Отодвигаюсь от крепкого мужского тела и заглядываю в глаза, ища там насмешку, капли лжи, что угодно, за что можно зацепиться и не поверить, но там ничего нет. Матвей смотрит обеспокоенно, искренне, так, что я мгновенно верю ему. Не могу не поверить, да и у меня нет выхода.