К тому же в Ставрополе у него есть верные друзья, разве дом Василия Ивановича Смирнова не родной его дом? А он сейчас так нуждался в близких людях, в поддержке!
На окраине города Коста подыскал себе скромное помещение для художественной мастерской, и вскоре в газете «Северный Кавказ», из номера в номер, стало печататься объявление: «Принимаю заказы по церковной, портретной и декоративной живописи. К.Л. Хетагуров».
А через некоторое время он перебрался в дом к Василию Ивановичу Смирнову и занял там две маленькие комнаты во флигеле.
Итак, снова Ставрополь. Глухой южный городишко. Двухэтажные дома — исключение, все больше одноэтажные, окруженные садиками и палисадниками. Город отставных чиновников. Патриархальная жизнь.
Восточный ветер порой окутывал холм, на котором стоял город, облаками желтой тяжелой пыли. В дождь мутные потоки неслись вдоль тротуаров по канавам. Множество церквей вызванивали вековечные заунывные мелодии. Шарманщики бродили по дворам, распевая хриплыми голосами арии из итальянских опер.
Но был еще и другой Ставрополь. Ставрополь Мамайки и Каменной Ломки, Шародрайки и Лягушевки. Каждый, кто побывал в жалких хатенках, сложенных из битого камня или самана, в этих покосившихся, грозящих разрушением, напоминающих собачьи конуры хатенках, — понимал: вот она, подлинная нищета.
А Коста часто бывал в этих богом забытых лачугах потому, что никогда не мог пройти мимо человеческого страдания. Не только горести и нужды осетин трогали его сердце. Он знал — каждый человек, к какой бы национальности он ни принадлежал, имеет право на человеческое существование, на медицинскую помощь, на школу для своего ребенка.
Жизнь обездолила Коста, у него не было семьи, а он так любил детей, мечтал о дне, когда у порога дома его будет с нетерпением ожидать сын, кудрявый, черноволосый…
Но это только мечты… И как бы восполняя то, чего лишила его судьба, он заботился обо всех детях. Дети стали его верными друзьями… Он страдал, видя, что маленькие ставропольчане из бедных семей не имеют ни библиотеки, ни больницы, да и школу-то>; посещают лишь редкие счастливчики.
«Надо открыть для них театр!» — однажды решил Коста, сам понимая, какое это дерзкое и беспочвенное решение: никто не даст на это ни денег, ни помещения…
Впрочем, не попытать ли счастья?
Трудно сказать, кто в этот день волновался больше — актеры или зрители.
Возле деревянной эстрады-раковины, где по вечерам звучали польки и вальсы, выдуваемые из сиплых тускло-медных труб, расставлены длинные скамейки.
Публика, занявшая лучшие места, сегодня совеем иная, чем в обычные дни. Девочки с белыми, выгоревшими на солнце косичками, в коротких платьицах, вихрастые мальчишки в застиранных ситцевых рубашках. Дети старались вести себя как можно более чинно, но это не всем удавалось. Кто-то дернул за косичку свою соседку, она взвизгнула и ущипнула обидчика. И вот уже завязалась возня, из задних рядов, где толпились взрослые, на детей шикали, но шум не унимался.