Оскорбленный Коста написал стихотворение, которое так и назвал: «Друзьям-приятелям и всем, кто надоедает мне слезоточивыми советами»:
Мне вашего счастья не нужно, —
В нем счастья народного нет… —
В блестящих хоромах мне душно,
Меня ослепляет их свет…
Их строило рабство веками,
Сгорают в них стоны сирот…
Их, видите ли, не заботит завтрашний день человечества! Конечно, проще не заботиться. Но того добра, какого все они, вплоть до Василия Ивановича, ему желают, — он, Коста, никогда не иоймет. Нет, дорогие, это не для меня, и
Оставьте пустое стенанье,
Советы и вздохи по мне!..
Коль вам непонятно сказанье:
«Не думай о завтрашнем дне», —
Служите слепому кумиру,
А мне не мешайте служить
Всеобщему братству и миру…
Отдайте мне посох и лиру, —
Хочу на свободе пожить!..
Слава Коста росла. Он чувствовал это и был очень смущен. «За что?» — не раз с волнением спрашивал он себя. В газету ежедневно приходили письма от знакомых и незнакомых с выражением любви и признательности за его деятельность. Ему радостна была эта любовь, но он все больше чувствовал себя в долгу перед людьми. Ему казалось, что любовь и уважение не заслужены им.
Коста держался со всеми ровно, приветливо и скромно. Тот, кто впервые увидел бы его, в неизменной серой черкеске, никогда не подумал бы, что имя этого человека уже известно по всему Кавказу.
Кроме очерков, статей и памфлетов, Коста печатал в «Северном Кавказе» свои стихи, поэмы, пьесы, написанные по-русски. И снова, как в юности, находились ценители, которые упрекали его в подражании Лермонтову, Некрасову, Чернышевскому. Только теперь эти упреки не огорчали Коста, а вызывали гордость, — видно, прочно усыновила его великая русская литература.
Произведения Коста будоражили умы, привлекали внимание к наиболее острым проблемам.
Одной из первых в «Северном Кавказе» была опубликована поэма «Перед судом». Эта поэма — взволнованный монолог бедняка, ожидающего перед судом смертного приговора, была написана еще в Карачаевской ссылке и явилась страстным откликом на те злостные обвинения горцев в прирожденной преступности, которые усиленно распространялись царскими властями.
Преступления героя поэмы — Эски, с точки зрения буржуазной законности, доказаны. Он — разбойник. Он сам заявляет судьям:
Я ваш теперь… Мое признанье
Смягчит ли строгий приговор?
На что вам имя, год и званье? —
Судите! — Я убийца, вор.
Я не боюсь позорной казни, —
Давно готовился я к ней…
Эски не рассчитывает на милость судей, не ждет помилования. И автор поэмы, шаг за шагом прослеживая жизнь своего героя, но только убеждает читателя в его невиновности, но и превращает монолог Эски в обвинительную речь против существующего строя: