Борисов поморщился.
— Ну вот, опять все та же пышность… Подвиг их прекрасен, люди никогда не забудут имена героев, — понизив голос почти до шепота, заговорил он, — И все же не отдельные выдающиеся личности делают историю. Убили Александра II, правит Александр III. Что изменилось? Вместо двух палочек стало три? Вы с работами Плеханова знакомы?
— Нет. Только слышал о них.
— Ничего, познакомитесь! Мыслящий человек но может пройти мимо них. А пока запомните: масса, народ вершит историю. Помочь народу, быть с ним в решающие минуты — наше каждодневное дело. Оно не терпит красивых слов и пышных фраз. Не обижайтесь за поучения, я ведь старше вас…
Коста и не думал обижаться. Ему хотелось, чтобы этот разговор длился как можно дольше. Он с жадностью ловил каждое слово Борисова. Но Городецкий дернул Коста за рукав:
— Нынче и стены имеют уши, — сказал он. Коста хотел что-то ответить Борисову, но Городецкий поспешил прервать его:
— Поглядите-ка на этот дом! — указал он на мало приметное здание, мимо которого они проходили. — Квартира Некрасова. В ней часто собирались авторы «Современника», и если бы однажды здесь обвалился потолок, — кто знает, появились ли бы на свет «Обломов», или «Война и мир», или «Дворянское гнездо»…
Борисов засмеялся:
— Да, брат, не поздоровилось бы русской литературе! — И он обратился к Коста: — А вот этот подъезд вам знаком?
Они стояли сейчас перед темно-красным домом с могучими кариатидами, поддерживающими роскошный портал.
Вот парадный подъезд. По торжественным дням,
Одержимый холопским недугом,
Целый город с каким-то испугом
Подъезжает к заветным дверям, —
продекламировал Борисов, и с той же торжественной интонацией заключил: — Вот у чьей лиры надо учиться служению народу! Вы «Поэт и гражданин» читали?
Коста отрицательно покачал головой.
— Понятно. Эти стихи были напечатаны полностью в первом издании «Стихотворений» Некрасова еще в пятьдесят шестом году, а с тех пор — ни разу. Только в списках ходят… Я пришлю их вам через Андукапара.
Поэтом можешь ты не быть,
Но гражданином быть обязан, -
прочел он и неожиданно, протянув Коста руку, сказал; — Прощайте, Хетагуров, до новых встреч! Мы с Городецким уже опаздываем…
И оба быстро растворились в сгущающихся петербургских сумерках.