Опустели дома во Владикавказе. Весь город вышел на улицы, чтобы проводить в последний путь народного поэта Коста Хетагурова. Вооруженные войска, отряды полиции и жандармерии «охраняли порядок».
Так уже положено в Российской империи.
Гроб несли в полном безмолвии. Молчали люди, улицы, дома.
А в аулах и селах над головами восставших крестьян гремели пушки. По Кадгарону и Ногкау, по селам Магометанскому и Христиановскому били орудия полковника Ляхова. По Грозному и Нежилому стреляли каратели Галаева. Двадцать одна дивизия усмиряла в эти дни взбунтовавшийся Северный Кавказ.
Росляков и Синеоков стояли в толпе, возле кладбищенских ворот. Они приехали во Владикавказ, чтобы отдать последний долг другу.
— Все газеты России посвящают ему статьи и некрологи, — шепотом сказал Росляков, наклоняясь к Синеокову.
— Сорок седьмой год шел… жить да жить.
— А он и не умер. Погляди, я из Баку газету привез. — Росляков достал из кармана вчетверо сложенный газетный лист и протянул Ивану Ильичу.
«Вместо кинжала он взял перо, вместо кремниевого оружия он действовал горячим вдохновенным словом. Он научил горцев более действенным и культурным приемам борьбы, он указал им собственной жизнью верный путь к счастью… В этом величайшая заслуга поэта…»
— О его заслугах еще скажут потомки наши, — сквозь сдавленное рыдание проговорил Синеоков.
Гроб медленно поплыл над их головами.
— Прощай, друг…