Всё выглядело так, словно что-то из другого мира внедрилось в наш мир… Во мне крепла уверенность в том, что звезда из блестящего безымянного камня, венчавшая каирн, была неким источником или же ключом этих необычайных феноменов. Но я не мог ничего доказать или понять, и был уверен лишь в одном — мне довелось оказаться свидетелем действия сил, никогда прежде не попадавших в поле зрения человека. Эти силы подчинялись своим собственным законам, которые, как оказалось, вовсе не походили на законы, весьма самонадеянно установленные человеком в качестве основ природных процессов. Значение всего этого было засекречено при помощи некоего чуждого шифра, к которому не было ключа.
Я уже забыл точную дату тех финальных событий, в результате которых я оказался унесён за невообразимые пределы времени и пространства. На самом деле мне кажется, что их невозможно датировать с точки зрения земной хронологии. Иногда я испытываю ощущение, что эти события относятся к временно́му циклу другого мира, иногда — что они никогда не случались, а иногда — что они всё ещё происходят или должны произойти в будущем.
Однако я помню, что в тот роковой вечер над скалами и пихтами висел полумесяц луны. В воздухе остро ощущалось предчувствие наступающей осени, так что я закрыл дверь и окна и разжёг огонь из сухих веток можжевельника, наполнивших хижину изысканным благовонным ароматом. Сидя за столом, просматривая свои последние наброски каирна и его окрестностей, слушая пение ветра в высоких пихтах, я быть может, в миллионный раз задумался над тем, удастся ли мне или кому-либо ещё когда-нибудь разгадать эту неземную загадку.
В этот час до моего слуха донеслась негромкая воздушная музыка, будто звучавшая в самых потаённых извилинах моего мозга — ещё до того, как ноздри мои уловили уже знакомый мистический аромат. Поначалу это выглядело не более чем лёгким воспоминанием о звуке, но мне казалось, что он становится всё громче, уподобляясь плавному течению реки и изливается наружу, медленно, мучительно, точно пробираясь сквозь извивы какой-то неизмеримой раковины, пока наконец эти звуки полностью не окружили меня своими запутанными шёпотами. Хижина, пространство за её пределами, да и сами небеса, наполнились тонкими звуками горнов и флейт, рассказывавших о непередаваемых грёзах затерянной страны эльфов.
Затем, над благоуханием можжевеловых веток, горящих ярким бездымным пламенем, разнёсся другой аромат — насыщенный и эфемерный, и такой же всепроникающий, как и в первый раз моего знакомства с ним. Казалось, что закрытые окна и двери не были препятствием для его движения. Он проник сюда, словно сквозь какую-то иную среду, чем окружающий воздух, по какому-то другому пути, отличному от пространства, в котором мы движемся и существуем.