Сидящая напротив Кэтрин смотрела на меня глазами, полными даже не страха, а настоящего ужаса.
– Это… было?
Я подумал о том, что подчас не мог различить в своих воспоминаниях сон и явь, реальность и наваждение, поэтому лишь пожал плечами в ответ.
Это всё действительно было?
– Кто знает, – сказал я.
– Я про такое слышала, – тихо сказала она. – Посттравматическое стрессовое расстройство. «Вьетнамский синдром». Сильная травма или переживание заставляют организм стереть память о том событии, ставшем причиной всего. Психогенная амнезия. Человек не способен воспроизвести в памяти событие в подробностях, иногда создавая совершенно иные воспоминания…
– Ерунда, – хмыкнул я. – Если мы что-то забываем, это не означает, что такого никогда не было. А если ты что-то помнишь очень хорошо, какая разница – было ли это на самом деле?
– Знаешь, Вайс, я всё пони… Нет, прости, конечно же, я не понимаю. У меня даже в голове такое не укладывается. Но скажи… Скажи, как ты смог справиться со всем этим?
И я вновь начал вспоминать.
Как нашу колонну разгромили в клочья под Баакубой, а мы с ещё одним парнем выбирались из грузовика, где от ещё нескольких наёмников остались лишь одни ошмётки. Как лежал среди трупов в окопе под Киркуком. Как я стрелял из вертолёта по разбегающимся людям на городской площади Мосула. Как подсел на алкоголь и транквилизаторы.
И как спустя полгода после возвращения из Кувейта устроил бойню на базе, положив кучу иракских офицеров и наёмников «Академии», загремел под трубинал и…
Как, спрашиваете, я смог справиться со всем этим?..
– Кто сказал, что я смог? – ответил я.