В центре этого поразительного по своей самоуверенности заявления стоят две упрямые реалии, которые Сили искусно объединяет и так же отвергает: одна — это соперничество с туземцами (сам брахманский мистицизм), и второй — это существование других империй, как в прошлом, так и в настоящем. В обоих случаях Сили иносказательно фиксирует парадоксальные последствия триумфа империализма и затем переходит к другим вопро-
* Hirschman Albert О. The Passions and the Interests: Political Arguments for Capitalism Before Its Triumph. Princeton: Princeton University Press, 1977. P. 132—133.
** Seeley. Expansion of England. P. 193.
сам. Коль скоро империализм как доктрина интересов превратился в сфере политических идей по поводу мировой судьбы Европы в устоявшуюся норму, то, по иронии судьбы, привлекательность его оппонентов, непримиримость подчиненных классов, сопротивление его необоримой силе стало еще более сильным и отчетливым. Сили говорит об этом как реалист, а не как поэт, который мог бы попытаться представить первое как благородное или романтическое деяние, а второе — как подлого и неистребимого противника. Равно как не пытается он и подвергнуть ревизии отчет в стиле Гобсона (чья книга об империализме выступает в данном случае как двойник-соперник).
А теперь позвольте мне вернуться вновь к реалистическому роману, обсуждению которого была посвящена большая часть данной главы. Центральной его темой к концу XIX века стало разочарование или то, что Лукач называет ироническим крушением иллюзий. Трагическим, а подчас и комическим образом поверженных персонажей по ходу действия романа бесцеремонно, а подчас и весьма грубо возвращают на землю, давая им понять разницу между собственными иллюзорными ожиданиями и социальными реалиями. Джуд у Харди, Доротея у Джордж Элиот, Фредерик у Флобера, Нана у Золя, Эрнест у Батлера, Изабель у Джеймса, Рирдон (Reardon) у Гиссинга, Феверелу Мередита,>101 — список можно продолжить. В этот нарратив утраты и разочарования постепенно встраивается альтернатива — не только роман откровенной экзотики и уверенной в себе империи, но и нарративы путешествия, колониального исследования и гуманитарных наук, мемуаров, опыта и экспертизы. В личных нарративах д-ра Ливингстона и романе Хаггарда «Она», в Радже Киплинга, в «Романе одного спаги» («Le Roman d'un Spahi») Лоти и большинстве приключений Жюля Верна можно разглядеть новую нарративную прогрессию и триумфализм. Практически все без исключения эти нарративы и буквально сотни им подобных основываются на интересе к приключениям в колониальном мире, но они далеки от того, чтобы бросить хоть тень сомнения на имперское предприятие. Они служат тому, чтобы подтверждать и прославлять их успех. Исследователи нашли то, что искали, искатели приключений вернулись домой невредимыми и богатыми, и даже переживший обновление Ким оказывается втянутым в Большую Игру.