Я спал с ней дважды, оба раза уже после того, как она разлюбила меня. Это ненадолго поддержало привычку. Потом она вернулась с праздничных каникул и сказала, что любит другого. Я попытался вернуть ее, и однажды мне это почти удалось, но с ним у нее появилось то, чего не было со мной — перспектива.
Все то, что я терпеливо создавал все те годы, которые прошли с того момента, как пожар уничтожил актеров фильма класса «Б», бывших когда-то моей семьей, было разрушено в один миг. Разрушено подаренной этим парнем булавкой, приколотой к ее блузке.
После этого я время от времени встречался с тремя или четырьмя девушками, которым нравилось со мной трахаться. Я мог бы свалить это на свое трудное детство, сказать, что у меня не было хороших образцов для подражания, но дело не в этом. У меня никогда не было никаких проблем с девушкой. Только сейчас, когда девушки уже нет.
Я начал немного бояться женщин. Причем не тех, с которыми у меня ничего не получалось, а как раз тех, с кем все проходило успешно. Они вселяли в меня тревогу. Я постоянно спрашивал себя, где они прячут тот отточенный топор и когда они собираются пустить его в ход. И я не так уж одинок в своих мыслях. Есть люди, которые спрашивают себя (может быть, только в очень ранние часы или когда она уходит за покупками в пятницу вечером): Что она делает, когда меня нет поблизости? Что она на самом деле думает обо мне? И, возможно, самый главный вопрос: Какая часть меня уже принадлежит ей? Сколько еще осталось? Начав думать об этих вещах, я продолжал думать о них все время.
Я начал пить и стал учиться гораздо хуже. Во время каникул между двумя семестрами я получил письмо, в котором говорилось, что если в течение ближайших шести недель моя успеваемость не улучшится, то чек на стипендию за второй семестр будет временно задержан. Я и несколько моих знакомых пропьянствовали все каникулы. В последний день мы отправились в бордель, и я славно потрахался. Не знаю только с кем: было слишком темно, чтобы различить лица.
Успеваемость осталась на прежнем уровне. Я позвонил однажды ей и рыдал по телефону. Она тоже рыдала и, как мне показалось, даже находила в этом некоторое удовольствие. Я не ненавидел ее тогда и не испытываю к ней ненависти и сейчас. Но из-за нее я испугался. И испугался очень сильно.
Девятого февраля я получил письмо от декана факультета наук и искусств, в котором мне указывалось на то, что я не успеваю по двум или трем профильным дисциплинам. Тринадцатого февраля я получил нерешительное послание от нее. Она хотела, чтобы мы остались в хороших отношениях. Она собиралась выйти замуж за своего нового возлюбленного в июле или августе. Если я не против, она пригласит меня на свадьбу. Это было почти забавно. Что я мог предложить ей в качестве свадебного подарка? Свое сердце, перевязанное красной ленточкой? Свою голову? Свой член?