Слуга сообщил о его прибытии:
— Август Сэтон, из Стирлинга.
Десять голов повернулись, пока он шел по просторам пола. Некоторые затем подчеркнуто повернулись спинами.
Похоже, репутация меня опередила.
Его шпоры клацали и выбивали щепки из дерева, но он не обращал внимания, стараясь не выглядеть торопливым на пути к огню, и вытянул руки к пламени так близко, как только осмелился. Наконец он смог снять часть одежды. Плащ и митенки он положил поближе к огню, но меч оставил у бедра. Судя по выражениям некоторых лиц, смотревших на него, меч может пригодиться.
Чувствительность начала возвращаться к рукам, и он отвернулся от ревущего пламени, встав лицом к залу. Справа ему бросили флягу подогретого вина.
— Держи. Влей в себя. Лучше согреться этим изнутри.
Дункан, тан Этива, не особо изменился с последней их встречи. Он был крупным мужчиной, шесть футов ростом, с широкими плечами, огненно-рыжими волосами и бородой, в которой можно было укрыть семейство мышей. Его лицо раскраснелось от огня, и, когда огоньки свечей отражались в глазах, он казался самим дьяволом. Но он рассмеялся, и чары были разбиты.
— Приятная встреча, здоровяк, — сказал Сэтон. — Давненько это было.
— Десять лет, — отозвался Дункан. — Мы стали старыми и толстыми.
— Ну, ты уж точно, — ответил Сэтон. Здоровяк рассмеялся, но чего-то не хватало. Его жизнелюбие теперь не было прежним. Лишь тот, кто знал его, заметил бы это изменение. Выдавали его лишь морщины в уголках глаз да улыбка — она была слишком широкой. Сэтон заговорил вновь, но тан остановил его.
— Потом, — прошептал здоровяк. — Они не знают.
Несколько часов они проговорили, наверстывая эти десять лет. У тана было немало историй о боях и женщинах, но больше о боях. Сэтон и половине из них не поверил, но был рад, что здоровяк в разговорчивом настроении.
Не приходится говорить мне.
День угасал. Зажгли еще свечи, когда закат начался за витражными окнами. Лишь когда последние гости тана ушли и Дункан открыл жбан с уиски, разговор свернул на причину призыва.
— Пришло время, — сказал здоровяк. — Жнеца видели.
— Мы оба знали, что этот день придет, — ответил Сэтон. — Мы заключили сделку.
Дункан сделал глоток напитка, который свалил бы лошадь.
— О да, — сказал он печально. — И десять лет тогда казались веком. Но коротки они были, слишком коротки.
— Мы оба получили, что хотели, — сказал Сэтон, расхаживая по комнате. — Ты — все это.
— И мало мне с этого толку. Я штаны обмочить готов. А на тебя глянь: сидишь тут, словно и дела нет. Во имя Иисуса… ты что, за душу свою не боишься?