Оказалось, зря.
— Что, что, что? — кудахтал он над Олечкой, наливая в стакан воды и отирая ее зареванное личико подвернувшейся неизвестно откуда влажной салфеткой. Ах, да их на столе пачка целая валяется, и целая гора скомканных, использованных. — Быстро успокаивайся и расскажи мне, что произошло?! Хатико не дождался? Бемби подстрелили охотники? В чем причина слез, чего ревем?!
Олечка упрямо тряхнула головой — и снова взревела белугой.
— С работой что-то?
Олечка, всхлипывая, снова отрицательно мотнула зареванной мордашкой.
— Обидел кто-то?
Снова нет.
— Глеб Игоревич хвоста накрутил?
Вопрос был из области невероятного. Даже у Сатаны не было претензий к этому чистому ангелу, и Вадим ляпнул наобум, лишь бы отвлечь плачущую Олечку от истинной причины ее расстройства, но она внезапно разревелась еще горше, закрыла лицо узкими ладошками, и отрицательно затрясла головой.
— Нет?! — переспросил потрясенный Вадим, хотя, судя по реакции, было понятно, что причина рева все же в боссе. — Что такое?..
Словно по наитию, Вадим шагнул к окну, раздвинул планки жалюзи, выглянул на улицу.
Там, на парковке, Глеб усаживал в автомобиль свою любовницу, красотку Мару. Притом все это действо здорово напоминало суетящегося пажа и его томную, неспешную королеву. Глеб аккуратно устроил подругу на заднем сидении, подобрал полы ее роскошного платья и пальто и закрыл дверцу с преувеличенной аккуратностью.
— Да ну нахер, — произнес офигевший от внезапного откровения Вадим и посмотрел на Олечку уже не как на ангела, а как на безумную, непонятно какими путями вырвавшуюся из сумасшедшего дома и обманом устроившуюся на фирму. — Олечка, да он же!..
И на этом все цензурные слова у Вадима кончились, он обернулся ко всхлипывающей девушке, придвинул у ней еще один стул и уселся рядом с ней сам. Сама мысль о том, что у чистого ангела Олечки могут быть мысли сексуального порядка по отношению к Чудовищу, выбила Вадима из колеи. Черт подери, дети не трахаются!.. Они даже не думают об этом! Но слезы Олечки говорили об обратном. Думают; трахаются; страдают от неразделенной любви.
— И как давно?.. — кратко поинтересовался он, извлекая из ящика стола вожделенную бутылку и штопор. Олечка неопределенно пожала плечами, наблюдая, как Вадим мастерски извлекает пробку, наливает янтарной жидкости в крохотную рюмочку. — Значит, сразу и навсегда, как я понимаю?
Он придвинул рюмочку Олечке, и та протестующе захныкала, замахала ручками, но Вадим настойчиво велел:
— Тридцать капель, чтоб успокоиться и все рассказать. Пей! Залпом! Ну?