Ему хотелось схватить эту добрую, мягкотелую курицу, которая почему-то называется его женой, и трясти до тех пор, пока вся дурь из нее вы вывалится. Ему хотелось орать в это простоватое, улыбающееся лицо, что Леночка радуется успеху какой-то профурсетки, давалки, которая ничем не заслужила ни этого уважительного отношения, ни публичных признаний, ни белых, как невинность самих ангелов, цветов!
И уж тем более Чу не заслуживает такой роскоши, как счастье. Черта с два!
В глазах Пал Саныча потемнело, и он с трудом понял, что Глеб говорит о том, как рад он ввести в свой дом красавицу жену.
— Введешь, как же, — шипел он. — Я тебе устрою!
План созрел тут же, точнее — лопнул, как созревший гнойник. Пал Саныч понял, что должен сию минуту бежать и что-то делать, чтобы истоптать, испортить чужое ослепительное счастье. С трудом он удержал себя от того, чтобы выбежать сию же минуту и нестись мстить. Нет, так нельзя… надо убедиться, что это безопасно… плюс вещи — Пал Саныч решил, что на сей раз нужно бить наверняка, чтобы Чу точно увидел, и чтоб сомнений у него не оставалось!
Именно сегодня, после этих белых невинных цветов, после признаний и слов любви! Именно сегодня воображаемая измена Ольги должна была выглядеть еще грязнее, гаже, похабнее и ниже, чем в любой другой день! Испоганить, разрушить, истоптать все! Снова подкинуть что-нибудь, сейчас же, сию минуту! Впрочем, воспаленный больной разум оказался плохим советчиком. Пал Саныч не понимал, что ему лучше всего подкинуть в спальню Глеба, и потому собирал уж совсем какую-то ничего не значащую ерунду.
Не помня себя, вывалился он из зала, где сотрудники еще остались поздравлять Глеба и Ольгу. Кажется, Глеб всех на свадьбу приглашал; Пал Саныч уже плохо слышал, плохо понимал.
В висках его билась только одна мысль — не допустить! Испортить все!..
Что там можно забыть у дешевой бабы, которую трахаешь по случаю? Носки? Залапанную бутылку из-под пива? Смятую пачку из-под сигарет? Как одержимый, Пал Саныч метался по курилкам, собирая в черный пакет грязь, оставленную в мусорных ведрах мужиками, все выброшенное, ненужное, дешевое, мелкое, такое же стыдное и неловкое, что обычно остается после случайной встречи с малознакомой женщиной.
— Я тебе изображу натюрморт, — зло пыхтел Пал Саныч, увязывая свою добычу в узелок.
Олечка, сияя счастливой улыбкой, утащила свой огромный букет в свой кабинет; Вадим засел за какие-то переговоры. Взбудораженные сослуживцы расходились по своим рабочим местам, а Чу. Пал Саныч, засев в темном углу, как таракан в теплой щели, трясясь от возбуждения, проследил, как тот важно прошел по коридору и скрылся за дверями — уехал на ту самую важную встречу.