— Не проболтайся смори-и-и, — простонал Вадим, — Глеб злой, как сука. Я же предупреждал. Я же велел поговорить только, а ты.
— В этой области решения принимаете не вы, — суховато ответила Олечка. — А Глеб Игоревич. Вот он, кстати, стоит передо мной. Хотите с ним поговорить?
— С ума сошла!? — взвился Вадим. — Все, давай. Не проболтайся!
И он дал отбой.
Олечка, аккуратно положив трубку, подняла взгляд на Глеба и чуть улыбнулась. В ее светлых глазах он не рассмотрел ничего, кроме вежливого внимания, и тряхнул головой, прогоняя наваждение и злость, которые по этим чистым взглядом растаяли, как туман под солнцем.
Вадим умел врать; Олечка? Так же как Вадим? Маловероятно…
Значит, все же случай. случай. хм.
— Вы что-то хотели, Глеб Игоревич? — проворковала она, с готовностью ухватив ручку и блокнот, готовая записать его распоряжения, и Глеб, чуть качнув головой, отступил, провел рукой по лицу, словно стирая остатки дурного, липкого сна.
— Черт, совсем забыл, — пробормотал он, стараясь не смотреть на девушку.
С утра ему казалось, что его жажда удовлетворена. Он все еще был во вчерашнем дне, там, где все желания реализовались, все мечты исполнились. Сейчас же, стоя перед девушкой, разглядывая ее, пытаясь совместить в голове два образа — приглаженной, чистенькой и опрятной Олечки и разгоряченной, кричащей от острого удовольствия женщины, он никак не мог поверить в то, что это одна и та же девушка. И желание его никуда не делось; глядя на ее блузку, пересчитывая горошинки пуговок — пять, их всего пять, — он понял, что хочет снова стащить ее, растрепать девчонку, заставить ее кричать, но…
Но только кричать и стонать Олечку заставлял не он, а неизвестно кто, случайный партнер из клуба. И кончила она впервые, сомлев от непривычных ощущений, она не под ним, не под Глебом, а черт знает под каким мужиком.
«Вот сейчас смотри на меня, — горько подумал Глеб, рассматривая личико девушки, на котором было выписано вежливое внимание, — и думает о незнакомце. Не обо мне. Вот же черт-то…»
С изумление Глеб понял сразу две вещи: во-первых, он хочет Олечку как и прежде, и даже еще больше. Попробовав ее, поняв, что она может быть доступна, он только еще сильнее разжег свое желание. Позволив себе расслабиться, позволив себе проявить чувства, насладиться ими, он захотел повторить это еще и еще, и в качестве партнерши видел только ее — Олечку с завязанными глазами, доверчиво принимающую его.
А во-вторых — вместе с этой доступностью она стала еще дальше и недоступнее, чем прежде.
Выдрав ее как следует, он, как ни парадоксально, не заимел на нее никаких прав. Посмей он щипнуть ее за зад — и она влепит ему звонкую пощечину. Намекни он ей о клубе — и она сочтет это за оскорбление, а то и вовсе может удрать, убежать из его жизни, сгорая со стыда, ведь такими тайнами не делятся ни с кем.