Олечка краснела, терпеливо и молча снося его болезненные, грубые, жадные поцелуи, хотя губы ее улыбались. Его ревность нравилась ей; вот глупенькая! Знала бы она, какое это беспощадное и разрушительное чувство!
— Вадим сказал, — застенчиво произнесла она, — что не тронут, если я не соглашусь. Он сразу сказал, что придешь ты. Он велел поговорить с тобой, и.
Глеб не дослушивал ее путаные объяснения, снова с еле слышным стоном приникал к ее горячей коже и целовал, целовал, словно девушку могут отнять, вырвать из его рук.
— Никогда, — отчетливо произнес он, насытившись поцелуями, запахом ее тела, крепко обняв и прижав к себе Олечку, — никогда больше не делай ничего подобного. Это было. чертовски опасно и необдуманно! Рискованно! Черт.
— Зато теперь мы вместе, — шепнула Олечка, млея в его объятьях.
— Да мы все равно рано или поздно были бы вместе! — горячась, произнес Глеб — и замер, потрясенный собственными словами. А были бы?.. или все так и перегорело бы, если б Олечка не решила вот так отчаянно привлечь его внимание?..
— Прошу тебя, — шептал он, кончиками пальцев разглаживая ее атласную кожу, — очень прошу… Не рискуй так больше… Теперь ты моя, навсегда моя… Если вдруг что — то случится…
Глеб одним сильным движением оказался сверху, на Олечке, прижимая всем своим весом ее податливое тело.
— Я ведь не подарок, — внезапно жестко произнес он, жадно вглядываясь в ее раскрасневшееся лицо, — и если ты вздумаешь крутить с кем-то другим. я не знаю, что я сделаю.
— Я знаю, — прошептала Олечка, чуть слышно смеясь, пальчиком обвод контур его губ — и Глеб таял от этого нежного, острожного прикосновения. — Ты Чудовище. чу-до-ви-ще! И я не стану ни с кем крутить. Зачем мне кто-то другой? Я все это затеяла, чтобы потом к кому-то другому уйти?
* * *
Снабженец Пашка, моложавого вида самец в самом расцвете лет, — Павел Александрович, как он велел себя называть, — был человеком пронырливым и любопытным. Где и что достать по выгодной цене, Пашка чуял за версту, поэтому и возглавлял отдел снабжения. Но и вещи, которые отлично годятся для сплетен, он замечал первым. У него был просто талант — все обо всех узнавать практически сразу, едва только в воздухе начинал витать призрак интриги, и это было бы даже неплохо, если б свою суперспособность он применял исключительно в рамках своих обязанностей. Но нет; особых трудовых подвигав за ним замечено не было, а вот разнесенных им сплетен был целый вагон и маленькая тележка. Вероятно, это происходило оттого, что дома ему было скучно, и он задерживался на работе дольше всех, трепля языком и пихая свой длинный нос всюду, куда не следовало. Он буквально жил интригами; и стоило кому-то в офисе подмигнуть своей симпатии, стоило парочке обменяться многообещающими взглядами, как Пашка был тут как тут.