А была тоска, такая тягучая, вязкая, что Костик путался и задыхался в ней, не видя просвета. В комнате матери вдруг загудел мотор — холодильник не собирался покрывать ложь матери. Костик глянул через её плечо:
— Отец, говоришь…
Она раздражённо дёрнула уголками губ и промолчала. Костик молча повернулся и поплёлся прочь.
— Холодильник теперь будет стоять у меня в комнате! И дверь я буду запирать! — она не выдержала и закричала вслед. — Я не собираюсь кормить ещё и этого! Я пашу как лошадь, покупаю продукты, а ты добреньким хочешь быть за мой счёт! Не выйдет! Теперь будешь только под моим присмотром есть! Ни куска не дам ему! И следить буду, чтобы и ты не дал!
Костик в ужасе обернулся:
— Мам… Ты что, мам? Он же умрёт от голода… — голос его сорвался, и он, не выдержав, заплакал. Слёзы текли по щекам и мальчик сердито вытирал их кулаком. — Мама, я тебя прошу… Я найду работу! Я буду тебе помогать! Только ты не делай этого. Он ведь у нас хороший! Ты вспомни, как мы жили! Мама…
Она зло посмотрела на него и процедила:
— Я всё сказала. Либо ты со мной, и я тебя кормлю, пою, одеваю. Либо ты с этим, и живите, как хотите. Хоть по помойкам объедки собирайте.
Её сын, её подросший четырнадцатилетний сын, смотрел на мать во все глаза и не мог поверить, что их счастливая жизнь превратилась вот в такое.
— Я всё понял, мама… Ты прости, но я… я с ним. Он умрёт, если его все бросят. Я не могу… Потому что помню, что он самый лучший, а ты… ты всё забыла…
Отец спал у себя в комнате, он проверил, когда пришёл из школы. Что ж, уже хорошо, что дома, а не в загуле. Костик быстро переоделся, нацепил старые мягкие джинсы, заношенный до состояния прозрачности свитер и куртку отца, в которой тот раньше — в их счастливой жизни — гулял с Джоем. Она была ещё ему великовата, отец был шире в плечах и выше. Но свою собственную приличную куртку надо было оставить для школы, а старые все стали малы. Вырос он за эту зиму, оказывается.
На улице было пасмурно, но всё равно остро пахло весной. Костик глубоко вздохнул, расправил плечи и направился к магазину — там он договорился с продавщицей тётей Клавой, которая работала здесь сто лет и знала ещё его бабушку, что ему дадут подработать. До вечера он таскал коробки и коробищи, передвигал какую-то мебель в подсобке и с готовностью откликался на каждую просьбу. Когда стемнело, тётя Клава подозвала его и протянула смятые купюры:
— Держи, ты хорошо работал. Пойдём, я тебя покормлю.
Костик взял деньги и улыбнулся:
— Спасибо, тёть Клав, но я лучше сейчас куплю еды и домой побегу.