Я так их обоих презирала, и так ими была заинтригована, что сейчас глядя на этого проклятущего Аполлона Великого — хочу пристрелить, а потом рыдать над трупом, как безутешная Джульетта.
— Посмеялся надо мной? — всё же шиплю на него.
— А ты на меня поспорила! — парирует Саша. Как ни в чём не бывало жмёт плечами, и это почти небрежно.
Мой резерв сил выдержки заканчивается.
Невнятно киваю, поправив волосы, просто потому что не знаю, как себя вести в этой ситуации и куда деть руки… чтобы они не оказались на его шее.
— Значит квиты! — опять киваю. — Но больше мне на глаза не попадайся, — шепчу хрипло, будто схлопотала ларингит.
— Прощай! — и выхожу из каморки, которую больше никогда «нашим местом» не назову, и порог этого дома не переступлю.
— До-очь!? — мама уже в третий раз стучит в дверь ванной, и я нехотя открываю, а потом опять лезу в воду. На полу остаются хлопья пены и лужи воды, успевшей натечь с моих длиннющих волос.
Возникает мысль их… обрезать. Это что, "эффект разведёнки"?
Мельком смотрю в зеркало: тушь расплылась под глазами, лицо красное и опухшее.
Мама тяжко вздыхает и садится на стиральную машинку, и даже не ворчит. Странно.
— Давай как мать дочери… что случилось? — кивает она, и я не могу не улыбнуться.
— Ма-ам, — кидаю в неё пену и, не успев увернуться, она начинает очищать свой бархатный костюм, будто от мыла может остаться пятно. — Ты перепутала. Я — дочь, а ты
— мать!
— Да какая разница? — она небрежно дёргает плечом. — Ну? Вампир или Великий?
— Оба! — выдыхаю, тотчас перестав улыбаться и снова… на глаза набегают непрошенные слёзы.
Мама смотрит с сожалением, но пока не комментирует.
Этого у неё не отнять, в серьёзных ситуациях женщина — кремень, слова лишнего не проронит.
— Ты не представляешь, — шмыгаю носом.
— Пока нет, — соглашает мама, терпеливо ожидая моей исповеди.
— Это вообще один и тот же человек, понимаешь? — выплёвываю так, что мама явно чует скорую истерику, кивает, чтобы меня подбодрить, и я шиплю: — Вампир. Великий. это всё — Саша! Великий, блин, Вампир! — возмущенно замахиваюсь рукой, но возвращая её на край ванны, промахиваюсь… и с плюхом прорезав пенную шапку, поднимаю брызги. — Чёрт! — и это ко всему. — И мало того. он с Валиковой целовался! А я, дура, пока он был «вампиром».
— Стоя-ять! — тянет мама, выставляя перед собой ладонь, и продолжает уже строгим, учительским тоном. — А ну-ка сопли подбери! И что, что один! Хорошо же. А поцелуи. подумаешь! — фыркает надменно. — Он тебе в верности и не клялся!
Какое-то подбадривание — не подбадривание!
— Да понимаешь, я и одного, и второго послать хотела! — бормочу сбивчиво. — И как бы ничего, но. когда узнала, что это один. меня будто родной человек предал! — задыхаюсь от чувств и понимаю, что окончательно в мыслях и желаниях запуталась. —