Падаю на продавленный пыльный диван и откидываю голову.
Устала.
Чертовски устала, хочу в душ и нормальной еды. Спокойствия и подумать.
У меня репетиция, куча дел и планов, а мысли возвращаются к тому, что уже в следующую пятницу я окажусь. в алькове ирландского паба, и точно знаю, что Вампир меня тут же обнимет, прижмёт к себе и поцелует.
Наверное, со стороны смотрюсь, как идиотка, но улыбаюсь.
Вампир…
Улыбка стирается, во рту привкус горечи.
Есть ведь ещё недоступный Саша Аполлонов!
Великий должен достаться мне, даже если только на одно настоящее свидание.
Этой мыслью привожу себя в чувство и достаю тетрадку, которая всегда болтается в сумке. Сергей Анатольевич непременно спросит: “А что у тебя, деточка, по стишкам? Опять чужие будем читать?”.
Он ждёт, что поэтесса внутри меня развернётся во всю мощь и покажет всем, как она хороша уже на следующей “СтудОсени”, а я всё никак не закончу, ни единой строчки.
— Молчи. Ведь стены слышат тоже,
Грань так тонка, и мне не кажется,
Что твоя кожа, к моей коже Взрывается.
Какие сопли.
Морщусь и чиркаю всё, только что написанное.
Переключаюсь на мысли о танцклассе, где мне быть в пять. И о Пашке, с которым бы напроситься в пару. И о Вампире, с которым мы тоже почти танцевали.
— Нажми на выключатель света,
Нам же нельзя. Не тут, не вместе.
И подкури мне сигарету.
И стой на месте.
Мерзкие стишки, а я бесталанная поэтесса!
— Кх-кх, — Сергей Анатольевич нарушает тишину и кашляет, привлекая внимание. — Что за бредятину я только что услышал? Кто это писалА? ЧетырнадцатилеткА? — он делает ударения на окончаниях, давая понять, что прекрасно знает, о ком речь.
— Да, Сергей Анатольевич, четырнадцатилетка…
Лети за белым кроликом в Нарнию, Дороти!
— И что делать будем, разумница? — Сергей Анатольевич садится напротив и сверлит умными, но сейчас такими чересчур въедливыми глазами.
Он тучный, большой и суровый, а читает стихи — как боженька. Иногда мы с ребятами просто просим его почитать, и из этого мастера вырываются не слова, а чисто мёд.
— Ч-что?.. Ахмадулину читать! По улице моей, который год… звучат шаги, мои друзья уходят…
— Стоять! — обрывает от меня на полуслове, чешет затылок. Артистично всё так, медленно, как на сцене играет. — Ты смотри… Прекрасно же знаешь, что номинация в чтении чужих стишков — мне не нужна. У тебя их уже две! Это топтание на месте! Ронька твоя уже во всех номинациях в танцульках взяла, и в этом году на соло идёт. Весь преподавательский про неё трындит. Ника — звезда, тоже с соло, да ещё авторское хочет! А ты? Всё будешь Ахмадулину?