Ее комната не была просторной, здесь едва поместилась узкая кровать, возле которой стоял низкий столик с небогатым убранством, одинокий стул, да упомянутый камин, напротив которого слуги лорда установили деревянную лохань и принесли ширму, которая не только закрывала киоссу во время купания, но и служила теперь вешалкой для постиранных вещей. Ни о каком шкафе, разумеется, не могло быть и речи. Как и о диване.
Зато было два окна!
Хотя… какие окна, это скорее бойницы. Узкие, в них даже Гисе было не пролезть, но высокие. Они шли примерно от ее пояса до самого потолка. А потолки во всем замке поражали высотой.
Эти покои. Да и ширма. Наверняка раньше здесь жила девушка.
Пусть обстановка аскетичная, но комната была идеально убрана, и в ней не чувствовалось запустения. Скорее уют.
Это был маленький новый мир, в котором Элгиссиора могла на время забыть о том, что ее ждет завтра. Новый разговор с владельцем всего этого.
Если он вернется.
Реймонд не успел рассказать, что же именно Максуэлу удалось у него выведать. Да и вряд ли стал ей докладывать о подобном, но тот факт, что Иррьят собрался куда-то за пределы замка сразу после того, как были пойманы парни Лифанора, говорит об одном: де Нергивену стало что-то известно. Или он решил что-то проверить.
Вот только надолго ли он покинул свой дом?
Он сказал, что ее запрут лишь на ночь… Но если вылазка обернется серьезным испытанием? Никто же не рискнет выпустить пленницу хозяина без его прямого позволения.
А Реймонд? Его кормят?
Они должны его покормить!
Гиса обернулась к хлебу с сыром.
Может, попытаться пронести их в подземелье?
Но Иррьят говорил, что при попытке спуститься к пленнику, у нее все будут отнимать, предварительно обыскав. Они могут отнять еду?
Вполне.
Белые медведи – жестокие. Такие же, как и он. Гиса должна помнить об этом.
Легкое помутнение рассудка, решение сменить гнев на милость – все это временное явление. Максуэл остается холодным и расчетливым воином, готовым идти по головам. А с ней всего лишь играет.
Решил заменить кнут на пряник.
Да. Точно. Так и есть.
А показавшийся блеск в глазах такого же оттенка, что и лента, которую она почему-то продолжает держать в руках, да хрипотца в голосе – отточенный с годами навык. Иррьят – актер. Хороший актер, отличный. Он может сыграть чувства. Заинтересованность. Доброту.
Но на самом деле он черствый, бескомпромиссный и злой.
Пленитель.
Элгиссиора обвязала шелк вокруг запястья, да легла в постель.
Но что, если он не играет?
И поменял свое отношение после того, как поразмыслил над словами про Истинную Пару? Да, Гиса не произнесла вслух свои догадки на этот счет. Но что мешало Иррьяту самому придти к тому же выводу?