Тисиад засмеялся, мы с тобой тоже, а Гай стал мрачный и больше ничего не говорил.
Мы еще долго кормили черепашек, и они оказались такими обжорами. Когда мне надоело потчевать черепах, и я решил съесть последнее яблоко, Тисиад сказал:
— Никаких яблок до яиц. Перебьете аппетит перед едой. Во всем нужно соблюдать порядок.
Но настроение у него явно было знаменательное, замечательное и на редкость не занудное.
Я сказал:
— А можно мы проведем триумфальное шествие для Луция? Ну, знаешь, это же его пленные. Да и все равно кучу времени потеряли. А после полудня опять заниматься. А если сейчас пойти к Миртии, она может закуску подать. Короче говоря, сплошные преимущества.
— Ладно, — сказал мне Тисиад. — Все равно мне сегодня с вами не сладить. Проводите свой триумф. Но потом ты должен будешь выполнить больше заданий. Все нужно делать вовремя.
— Потом будет потом, — сказал я. Довольно легкомысленно с моей стороны. Я пожалел.
Тисиад временно удалился из наших жизней, и я сказал:
— Что ж, храбрый воин, требуется снарядить тебя правильно. Расшитой тоги, извини, не будет.
Ты расстроился.
— Венок будет.
Ты обрадовался.
— Нужна повозка для твоих пленников и колесница для тебя. Уж какая колесница будет, такая будет. Ромул на своем триумфе вообще ногами шел и не фырчал, и ты не фырчи. Дай мне заняться всем этим, сам отдыхай вместе с почтенным братом.
— Это я почтенный брат? — спросил Гай.
— Как ни удивительно, но да, — ответил я, по-моему, ловко передразнив Тисиада.
Я хотел устроить все хорошо, так, чтобы даже слишком хорошо. Взял тележку для фруктов, ослика со двора, корзину, хорошую веревку (ту самую, которую Миртия никогда не велела тратить зазря) и принялся сооружать нашу процессию. Черепахи — в корзину, тебе дорога в тележку для фруктов, Гай погоняет осла, везущего эту колесничку. Остался только венок, я сплел его тебе из жимолости, дабы не гневить богов, и ты все время чихал.
— Ну, — сказал я, надев венок тебе на голову. — В добрый путь, император.
Из начала сада мы последовали в его конец. Черепахи в корзине радостно копошились, успокоившись насчет своей судьбы, твои ноги не помещались в тележке, Гай ругался на осла, а я смотрел на произведение рук и мыслей своих, крайне довольный результатом.
Ты был таким счастливым и сильно сиял. Я думал, что мы трое похожи, одинаково кудрявые, одинаково глазастые, но в то же время такие разные. Твои плечи подергивались, и иногда ты хватал сам себя, чтобы остановить движение, которого не желал.
И чихал снова, очень смешной.
Гай своими бледными длинными пальцами тянул за уши осла, и осел недовольно взрерывал, тогда Гай отпускал его и целовал в макушку.