Жители Пелузия не восславили меня громко, когда Птолемей сдался, чтобы не вызывать жгучую царскую ревность, но затаили благодарность в сердце, и я вкусил ее позже. А тогда мне и не нужно было ничье восхваление, я отлично сам себя восхвалил, как это умею, и чувствовал молчаливую любовь, которой насыщался, как водой после долгого перехода по пустыне.
После, перед самым приездом Габиния, Антипатр сказал мне:
— Я впечатлен.
Он снова покручивал черную бороду, и я все гадал, как это у него получается так здоровски при этом выглядеть.
— Правда? — спросил я. — Хорошо получилось?
— Очень, — ответил он. — Милосердие стоит дорого.
— Крайне еврейский ответ, — сказал я. — О, извини, ты же не совсем еврей, я помню.
— Неважно, — ответил он. — Важно, что ты вел свою линию до самого конца.
Прекрасный человек, я всегда очень тепло к нему относился, восхищался им и учился у него. Мне несколько обидно, что, когда Цезаря убили, он встал на сторону Кассия, а не на мою.
Я, уже взрослый и состоявшийся человек, помню, переживал тогда, что Антипатр в меня не верит, не верит в силу моего гения, в мою удачу, в то, что я всему научился, и вообще считает, что я безнадежен.
Переживал страшно, хотя все понимал, и что политика есть политика, и что у Антипатра было много причин поступить именно так.
Представляешь, обидно даже сейчас, когда он тринадцать лет как умер. Ну что ты с этим сделаешь?
Таким было взятие Пелузия, но если тогда мне угодно было отведать крови, то боги благоволили этому желанию. Битва под Александрией вышла ожесточенной и зверской, и, мне кажется, это своего рода действие самой Александрии, прекрасного города, тем не менее склоняющего к великим преступлениям. Основанный самим Александром Македонским, этот город питается хорошими сражениями.
Помню, наша армия стояла там же, где сейчас стоят войска Октавиана. И я думал так же, как, должно быть, думает Октавиан теперь: прекрасный, проклятый город, смотришь на тебя и думаешь, что умрешь, но ляжешь там, где это славней и достойней всего на свете. Было, есть и будет в Александрии что-то настолько величественное, что не страшно сложить за нее голову, не страшно пасть, пытаясь получить ее. А вот защищать ее куда менее приятно, потому что Александрия благоволит смелым и молодым, тем, кто входит в нее с оружием.
Она манит тебя постоять на причале среди буйных волн и огромных кораблей, и ощутить свое величие, которое все равно окажется кратким.
Да, тогда я был счастливым и удачливым, и я знал, что впишу свое имя в историю этого великого города.