— Не сомневаюсь, — сказал я. Я видел только, как собаки гнали олениху, видел ее обагренную кровью шею. Она отчаянно пыталась убежать, но, то ли от страха, то ли от боли все время натыкалась на деревья. Псы пытались укусить ее за ноги, клацали зубами, а она брыкалась.
— Какая жажда жизни, — выдохнул я. — Жизнь воплощенная!
Я снова выпустил стрелу, теперь она попала в круп оленихи, та рванулась вперед только быстрее.
— Так вот, все это подходит к концу, — сказал Курион. — И есть определенное количество предполагаемых победителей.
— Да-да, — сказал я. — Разумеется.
— Один из них — Цезарь.
— Но ты вроде бы ближе к Цицерону?
— Может статься, что победит именно он. Но факты говорят за себя: Красс скоро начнет войну в Парфии, и, если она увенчается успехом, еще некоторое время все может остаться, как есть. Если же нет, то страна полетит в Плутоново царство. Красса рассматривать не стоит, он либо победитель и сохраняет баланс, либо проигравший и мне неинтересен. Остаются Цицерон, Помпей и Цезарь.
— А у тебя с Клодием нет проблем по поводу Цицерона? — засмеялся я. — Он-то этому не рад.
— Я говорю, что это все отец. Да и Клодий, он уверен в себе.
— А что говорит-то Клодий?
— Что я сраный папенькин сынок. Я переживу. Он куда более верный друг, чем тебе теперь кажется. Он меня поймет. Остаются Помпей и Цезарь. Все здравомыслящие люди поставили бы на Помпея. Но я не здравомыслящий человек.
Наконец, олениха запнулась, и собаки окружили ее, кусая за ноги. Я спешился, ноги мягко ступили на нежный, скользкий мох.
Я шел к оленихе, как пьяный и жаждущий любви шел когда-то к Фадии, жажда эта была невероятно сильной.
— Так вот, — говорил Курион. — Ты мог бы стать человеком Помпея, Габиний, в конце концов, человек Помпея, но, я думаю, ему конец. И через Габиния у нас больше ничего и никак не получится. Да и нет у меня интуиции, что это нужно.
Я едва слышал его. Собаки лаяли и бросались на олениху, не давая ей встать, и я видел ее толстое белое брюшко. Неужели беременная?
Я натянул тетиву и пустил стрелу, прицелившись очень точно. Я попал ей в глаз. Шея ее на мгновение напряглась очень сильно, а потом она уронила голову на мягкую землю и задергалась, будто в приступе падучей.
Курион, запыхавшись, подбежал ко мне.
— Так вот, слушай. Я сейчас не вижу смысла в Помпее. Цицерон трус, он вступит с ним в коалицию. Вот Цезарь — это интереснее.
— Ты же его терпеть не можешь. Разве ты не лил про него всякое говно?
— Лил, — сказал Курион. — Когда это было необходимо. Политика — это баланс. Поэтому мне нужен свой человек у Цезаря. Тот человек, который переманит меня на его сторону, когда и если придет время. Тот человек, благодаря которому я тоже смогу стать человеком Цезаря. А тебе нужна война. Хорошая война. Цезарь грабит Галлию, но он щедр к солдатам. Особенно к талантливым. Тебе это нужно, Антоний, и не спорь со мной.