— Упражняешься в остроумии? Для остроумия нужен острый ум, Марк.
— Твоя жвачка еще не потеряла вкус?
— Ого, сейчас будет какая-то шуточка? — она посмотрела на меня бесцветным взглядом. Но я, не сумев придумать какую-нибудь остроту, просто попытался разжать ее челюсти и заставить выплюнуть жвачку, за что получил по голове от ее рабыни.
— О, — сказал я. — Глухая, но не слепая.
— Да, — сказала Антония. — К сожалению.
— Не думаю, что ты дядькина дочь, — сказал я. — Дядька — обаяшка, а ты — ебанашка.
— Непревзойденный, — сказала Антония. — Ты бы видел его сегодня. Он весь излучает обаяние. Будто маленькое солнце.
— Это не отменяет того, что ты ебанашка.
— Как раз в него, — сказала Антония и надула большущий пузырь, мне захотелось, чтобы она улетела на нем в такие дальние дали, о которых даже думать сложно и далеко.
На пиру улизнуть было проще простого, и мы пробрались в погреб. Правда, Антония как-то избавилась от воспитательницы и увязалась за нами. Когда я захотел отослать ее, она сказала, что все расскажет. Пришлось поделиться с ней вином.
— А твоя рабыня, — спросил я. — Не будет тебя искать?
Антония пожала плечами и выхватила у меня амфору.
— Будет, но она тупая. Почти как ты.
Мы спрятались в саду и разделили вино. Оно мне так понравилось, что я едва не совершил большую ошибку — мне нестерпимо захотелось предложить Антонии поцеловаться.
Вы с Гаем быстро стали сонные, а во мне наоборот прибавилось энергии. Я бегал, что-то вещал, а потом Антония столкнула меня в фонтан, но я утянул ее за собой. Было мокро, холодно, но почему-то хорошо. И мы уже почти поцеловались, когда я увидел дядьку. Антония отпрянула от меня и вылезла из воды, а я остался лежать в фонтане.
Дядька рявкнул Антонии:
— Тебя ищут!
— А, — сказала Антония, прикрывая рот ладонью. — Ладно.
— Дура, — сказал дядька. — Идиотка.
И хотя я частенько выступал защитником слабых, тут мне возразить было нечего. И дура и идиотка. И когда я собирался ее поцеловать, она выставила вперед свою мерзкую жвачку.
— Марк!
А где же тогда были вы? Пьяненькие ушли шататься? Или спрятались в кустах? Не знаю, я вдруг понял, что я один.
Дядька вытащил меня из фонтана.
— Простудитесь, — сказал он. — Что за идиотские игры?
Я старался не открывать рот, чтобы дядька не учуял запах вина.
— А, — сказал он. — Игрались?
Глаза его были странными, мне на секунду показалось, что один зрачок больше другого. Будто на некрасивом, неточном рисунке. Конечно, секундный морок, но само впечатление не пропало.
Скажи мне, неужели и я мог когда-то быть таким некрасивым?
Дядька кривил губы, и казалось, будто сейчас хлынут его пьяные слезы.