— Если кого-то стошнит, — сказал он. — Все будет испорчено. А если кто-то упадет — это очень, очень, очень плохой знак. Смотрите под ноги! И тренируйтесь есть козлиные внутренности! Эй, Антоний, а тебе и тренироваться не надо, да? Ты же у нас самый большой любитель внутренностей.
Я с готовностью отвечал, что, дескать, именно так, и тренер Эмилий переключался на болезненного, неизвестно как к нам попавшего Тиберия Нумиция. Бледный и чахлый, он, казалось, вовсе не годился на роль луперка.
— Если ты ударишь ремнем какую-нибудь матрону, Нумиций, она побелеет от ужаса. С твоей стороны и благословение будет выглядеть, как проклятие.
Все над ним смеялись, и я тоже, я был даже автором дерзкого плана подложить ему в ритуальную трапезу собачьи легкие или еще что-нибудь вроде того. Но потом как-то увидел, что Нумиций после тренировки лежит под пустой еще яблоней на холодной земле и тяжело вздыхает.
Я подошел к нему, принялся вырезать ножиком на дереве свое имя.
Великолепный Марк Антоний.
— Переживаешь? — спросил я. Вместе с другими мальчишками я был очень злым, но, увидев Нумиция в одиночестве, вдруг расстроился из-за него.
— Нет, — сказал он, приподнявшись. — Просто устал.
— Отец сюда отправил?
Он кивнул.
— А ты не хотел?
Он пожал плечами. Я собрался было завести свою песнь о девочках, но как-то понял, что Нумиция это не порадует.
— Ну, — сказал я. — Это не пожизненная обязанность. Когда ты станешь некрасивым и старым, никто тебя не будет заставлять бегать.
Он смотрел на меня настороженно, будто я собирался его ударить или уколоть. Я пожал плечами.
— Ты извини. Пацаны бывают злые. Да и я.
— И ты, — сказал он с едва заметной укоризной.
— И я.
Кора под деревом так легко поддавалась ножу, словно мясо.
— Но ты не облажаешься, — сказал я. — И никто не думает, что ты реально протупишь. Вот, этот парень, как его там, не помню, в общем, ушел который. Он знал, что он облажается. А ты на самом деле знаешь, что ты нам всем покажешь.
Нумиций молчал, пристально наблюдая за мной. Мы его никогда не били, но выглядело так, будто он все время этого ожидает. Думаю, отношения с ребятами у него по жизни не складывались. Или у него были крайне злобные старшие братья. Интересно, где Нумиций сейчас? Мы почти не общались, но он пытался мне помочь, когда я поднял в сенате вопрос об одновременном разоружении Помпея и Цезаря. Где же он, где же, где же? Я слышал, он отправился куда-то на Восток задолго до меня. Вернулся ли Нумиций оттуда, или ныне он в моих владениях тоже? А, может, умер?
Я сказал:
— Ну вот, теперь нам обоим неловко. Хотел тебя поддержать.