Голос ее, будто прочная нить, тянул меня к ней. Когда я подходил ближе, она отходила, отбегала со смесью страха и радости, но я, наконец, настиг ее.
И, о, она была прекрасной на вкус, настолько же, насколько на запах.
После всего она поцеловала меня в щеку и попросила ударить ее. Я, одурев от любви, сделал это и закрыл глаза, будто бы на секунду. Когда я их открыл, девушки уже не было.
А я ведь даже не узнал, как ее зовут. И была ли она человеком, тоже ведь небезынтересный вопрос.
Моя одежда лежала рядом, как и кусок шкуры. Земля оставалась холодной, теперь я это чувствовал. Ноги стали будто бы сплошным синяком. Такой крепатуры у меня еще никогда не было.
Я оделся, снова натянул мои белые кроссовки (подошва их стала черной) и побрел домой, вздрагивая от невыносимой боли в мышцах.
Доплелся я, должно быть, часа за два. Мама встретила меня поцелуями.
Я сказал:
— Ну как? Вы видели?
— Как ты устал, мой маленький, — мама гладила меня по голове. — Конечно, видели. Ты меня ударил, ты не помнишь?
— Не сильно, все же нормально, да?
Ты подбежал обнять меня, и я заорал от боли.
— Ай! Все-все, не надо!
Публий поцокал языком и сказал:
— Ты себя совершенно измотал, вот что значит хорошо выполненная работа.
— Да, — сказал я. — Это точно. Я сейчас умру.
— Горжусь тобой, — сказал Публий. — Люди делятся на два типа. Волчки и овечки.
— Это ты к чему?
— Да так, рассуждаю. Мама сказала подготовить тебе ванну. Иди, пока она не остыла.
Волчки и овечки, повторял я про себя.
— Ты, наверное, голодный? — спрашивала мама.
— Ничуть, — ответил я, может, впервые в жизни. Я почти не помню, правда, милый друг, моментов, когда я не был голоден, я родился с этим чувством под ложечкой. А вот тогда оно отступило. Думаю, у меня все органы внутри слиплись от долгого бега.
После ванной две рабыни долго растирали мне мышцы, а я орал.
— Может, — кричал мне Публий из-за двери. — Все-таки призвать лекаря?
— Нет! — крикнул я. — Все нормально! Нежные женские руки и все такое!
— Чего-чего, а прикосновений нежных женских рук ты сегодня получил достаточно!
— Не бывает достаточно!
Только улегшись в чистую постель, когда над окном уже высоко-высоко взошла луна, я понял, как невероятно устал.
Думал, просплю несколько суток, но вскоре (во всяком случае, так мне показалось) меня разбудил какой-то звук. Неясный, странный. Я не сразу понял, что это собачий скулеж. Сначала он показался мне каким-то мягким перезвоном из сна.
Едва совладав с ногами, я зачем-то (причуды ночи) пошел вниз. Звук донесся еще раз, когда я был в атрии, и я точно понял, что он раздается в саду.