Так меня и застал Денис Грозный шатающейся по комнате туда-сюда.
— Что-то случилось? Андрей хамил? — встал в проеме аки скала, руки сложил на груди аки фараон. Рубашку, кстати, сменил на футболку, которая прекрасно выделила отменный рельеф сильной фигуры.
— Нет, не хамил, — встала как вкопанная. — Сделал уроки, всё супер.
— А чего тогда мечешься?
Твою ж за ногу! Как сложно! Как ужасно сложно! Будто это мои сигареты, честное слово, и мне самой лет одиннадцать.
— Денис Александрович, — от волнения перешла на официальный тон, — нам бы поговорить об одной очень деликатной проблеме.
— Ну?
Ой, ой, ой, как недобро потемнели зеленые глаза, как губы поджал, как ноздри раздул.
— По поводу Андрея.
— Да ладно? И ты туда же? Серьезно? — осклабился. — Ну-ка, ну-ка, давай, поведай мне о том, какой я хреновый родитель.
— При чём здесь это? — захлопала ресницами в искреннем непонимании его бурной реакции. — Я так-то о другом хотела…
— О чём?
— Только дай мне слово, что не будешь его убивать.
— Алиса? — вернулся в прежнее состояние крайне сердитого человека. — Какого черта? Выкладывай живо, что у вас стряслось.
— Я же сказала, только после твоего честного слова.
А он подошел ко мне, навис так страшно, посмотрел так сурово.
— Пообещайте, — пролепетала на выдохе.
— Ладно, даю слово, что никого убивать не буду.
— И орать не будете.
— И ор-р-рать, — уже прорычал, — не буду.
— В общем, — залезла в карман брюк и достала оттуда пачку сигарет, — вот. В его ранце нашла. Но пачка новая, все сигареты на месте.
На что Денис застыл точно каменное изваяние, постоял так с минуту, после чего забрал у меня пачку.
— Вот же паршивец, — процедил сквозь зубы.
— Ты слово дал! — подняла на него испуганный взгляд.
— Думаешь, успел забыть? — зло усмехнулся. — И очень жалею, что дал, — собрался было выйти, как я бросилась ему наперерез.
— Он еще маленький, — уперлась руками ему в грудь, чтобы остановить эту разъяренную махину, — а ты орешь на него как сумасшедший. Так нельзя!
— Ты здесь меньше суток, а смеешь обвинять меня в неправильном воспитании собственного сына? Ты? Восемнадцатилетняя сопля!
— Может и сопля, — закивала, — не спорю. Может и не права, да. Но блин… все равно нельзя так орать, — в этот момент вдохнула его запах. Мужской такой, терпкий, когда собственный запах тела смешивается с запахом дезодоранта. И сердце зашлось как ненормальное. Со мной творится определенно что-то не то.
А он опять опустил взгляд на мои руки, потом накрыл их своими и убрал, но не отпустил.
— Не трясись. Я своему ребёнку не враг, тем более, дал тебе слово, — проговорил спокойнее. — Я подумаю, как это решить и решу.