— Хорош, — повернулась я. — Мне скучно. А парк явно не пользуется популярностью у местных жителей. Давай уже догоняй меня, и рассказывай все сплетни. Я же вижу, что тебя буквально распирает.
— О чем бы вы хотели услышать? — Анна не запыхавшись догнала меня в несколько широких шагов.
— Да я здесь никого не знаю кроме императорской четы. Про них и рассказывай.
— Госпожа Айя бесплодна, вы знаете?
— Да я давно догадалась. Очень давно.
— Говорят вчера у неё была истерика. Она била посуду и кричала, а в свою служанку запустила жаровней, та лежит с ожогами сейчас. Сказала, если Валлиар к вам придет, она наложит на себя руки.
— А он что, не изменяет ей? А то я такого читала в исторических книжках.
— Ну как же не изменяет. Бывает. Но госпожа сказала, для женщины зачавшей от императора, день, когда она узнает эту радостную весть будет последним. И ей верят, она очень скора на расправу, а император прощает ей все. А она боится потерять его любовь, за возможность родить ребёнка она бы полцарства отдала, считает, раз она пуста, то и женщина не настоящая.
— А если она родит сына, император может отпустить меня? — я вспомнила о теплом камне, ждущем меня в глубине бельевого шкафа.
— Нет, — покачала головой Анна. — И не вздумайте бежать от своего счастья. По всем законам сын от женщины с той стороны, непременно первенец, наследник престола. Даже если у императора уже есть десять сыновей. Это непреложная истина, иного повелителя не примет народ.
— Жаль, — прошептала я, понимая, что слишком глубоко увязла, и с крючка сорваться мне не дадут.
После обеда я сидела в своей комнате. Особой свободы передвижений мне пока не дали, опасались, я смотрела в окно. Моя комната находилась на втором этаже, и я могла вдосталь наблюдать за кутерьмой во дворе, рассеяно покручивая на пальце подарок императора. На меня столько всего свалилось сразу, что я словно забыла о нем. Впрочем, ничего особого в нем не было. Тяжёлая золотая печатка с чёрным камнем. Кольцо пришлось впору. Я хотела его снять и оставить там же где и другой свой подарок, то есть в шкафу, но побоялась. Вдруг превратно истолкуют, а я не хочу привлекать к себе излишнее внимание. Надо быть самой тихой мышкой в мире, и быть может тогда появится шанс ускользнуть из мышеловки. Людей на дворцовой площади было много, но взгляд мой едва по ним скользил, ничего интересного не происходило. К соседнему крылу подъехали повозки с провиантом. Я уже знала, что там находятся продовольственные кладовые и кухни. Из повозок вынимались многочисленные мешки и туши завернутые в окровавленные тряпки. Я поежилась, и отвела взгляд. С недавних пор я не переносила вида крови, особенно чужой. Своя не так пугала. С телеги лихо спрыгнул паренек с большой корзиной. Лихачество ему дорого обошлось. Нога подвернулась, он упал, из корзины на грязный камень выпало и разбилось множество яйц. Он стоял растерянно глядя на дело рук своих. Из дверей кухни выскочила дородная тётка, и стала лупить его полотенцем. В том, как он прикрывался спасаясь от гнева, в каждом его движении мне чудилось что-то знакомое. Наконец меня осенило.