Научи меня ненавидеть (Шайлина) - страница 42

А дома…дома было все, как всегда. Бублик с поводом в зубах, ждущий в прихожей. Запах пыли, ворох бумаг на кухонном столе, пустой холодильник. В моей жизни стабильна не только ненависть к ней, к Мышке. Моя жизнь вообще замерла и стоит на месте.

На улице начинает моросить лёгкий дождик. Я уныло плетусь вслед за Бубликом. Тот, наоборот, бодр и полон сил, мой персональный мучитель. Ходко трусил вперёд, перебирая толстыми короткими лапками, останавливался порой, терпеливо меня ожидая, словно не я его выгуливал, а он меня.

Ноги по старой памяти повели меня к ледовому дворцу. Я и квартиру когда-то купил здесь только за то, что было близко место постоянных тренировок. Теперь этот долбанный дворец было видно из моих окон, а видеть мне его совсем не хотелось. Можно было бы продать квартиру, но когда я шёл на поводу у своих желаний? Нет, я буду ковырять рану, не давая ей зажить столько, сколько у меня будет сил.

Дворец горел редкими огнями. Он был относительно нов и свеж, его построили лишь за несколько лет до моего…краха. Он работал круглосуточно. В нём было все, что было нужно спортсмену. Да я бы жил там, будь моя на то воля. Здесь велись секции для детей, проводились тренировки серьёзных команд, здесь был каток для молодёжи. Здесь был кафетерий и столовая, сауны, здесь…да все было. Меня только не было.

Мы с Бубликом дошли до кованых ворот. Они были закрыты, лишь калитка нараспашку. Ещё слышался людской гомон, время детское, одиннадцати нет, все катки ещё работают. Мой пес посидел, посмотрел на горящий огнями фасад здания, склонив голову, затем со вздохом оторвал свою задницу от асфальта и потрусил обратно в сторону дома. Я улыбнулся. ‍​

‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Мы отошли от дворца уже на пару десятков метров, когда я увидел его. Мальчишку. Я не знал, как определяется детский возраст, поэтому точно мог сказать, только то, что этот мальчик размерами слишком мал для того, чтобы сидеть на лавочке ночью одному. Я чертыхнулся и пошёл к нему. Мальчик же встал и медленно побрел прочь. На спине массивный рюкзак, в руках клюшка. Хоккеист значит, подрастающий. Но все равно одиннадцать — уже, считай, ночь, какие детские тренировки? Мальчик шёл медленно, словно на его плечах вся тяжесть мира. Клюшка волочилась следом и подпрыгивала на асфальте, тонко, жалобно дребезжа. Я не выдержал.

— Ты клюшку несешь или труп врага тащишь?

— А вам какая разница? — огрызнулся мальчик.

Я удивился — и правда, какая? Вроде никакой. Мальчик же всё-таки приподнял клюшку и понёс её на весу. Я посмотрел на часы, хоть и так знал время — начало двенадцатого.