И, застонав, села. Я встал рядом с ней и потерялся в своих мыслях и сомнениях. Что делать? Надо ей помочь. Как? Хотя бы руку дать. Она попыталась встать сама, но вскрикнула, она явно что-то себе сломала. Сегодня точно самый лучший день в моей жизни.
Решившись, я склонился и подхватил её на руки. Мышка вскрикнула, видимо, не ожидала, колено скрипнуло, но сейчас оно волновало меня меньше всего.
— Если ты уронишь меня, то я тебя убью, — предупредила Мышка. — Или просто помру тебе назло, и тебя посадят в тюрьму. А ты слишком красивенький, тебе придётся там несладко.
— Спасибо за комплимент, — процедил сквозь зубы я, спускаясь по лестнице и стараясь не обращать внимания на боль в колене.
Спустился на самый первый этаж, когда она дернулась в моих руках, едва не выпав второй раз.
— Сумка! — проверещала она. — Мы забыли мою сумку! Пошли обратно!
Интересно, издевается ли она, подумал я, поднимаясь, а потом спускаясь обратно, уже с Мышкой и сумкой.
Вышел на улицу, в солнечный свет, в люди, можно сказать, и сразу почувствовал, насколько неуместно выгляжу с ней на руках. Казалось, все на меня смотрят. Хотя ни один из тех, кто сейчас мог меня видеть — рабочий в заляпанных краской штанах и с сигаретой во рту, бабка с авоськой, идущая на остановку — не мог даже и догадываться о самом главном. Самом страшном. Держать Мышку было приятно, даже несмотря на боль в колене. Она была такая лёгкая и тёплая, пахла солнцем, и если бы я скосил взгляд вниз, то увидел бы грудь, чисто символически прикрытую тонкой маечкой, чуть сбрызнутое веснушками декольте. Но этого я, разумеется, не делал, ещё не хватало поймать понимающий Мышкин взгляд, которая с одной идиотской ночи десять лет назад, видимо, решила, что обладает властью над моим телом.
— Куда ты тащишь моё бренное тело? — поинтересовалась Мышка.
— В зависимости от степени повреждений. На кладбище, судя по всему, рановато. Значит, в травмпункт. Что болит?
— Нога. Пульсирует.
Моя нога тоже пульсировала. И я ещё помнил, с каким хрустом ломаются кости, ломая заодно и мою жизнь. Мышка жить будет. И танцевать, возможно, тоже. Я вспомнил про танец и застонал. Маринка меня убьет. Медленно и мучительно.
Я усадил Мышку на бетонный поребрик задницей и пошёл к своему мотоциклу.
— Только не говори, что мы на этом поедем, — возмутилась она. — Ты просто решил добить меня до конца? Окончательно и бесповоротно?
— И самоубиться заодно, — ответил я и нахлобучил ей шлем на голову.
Застегивая его, коснулся нежной кожи под подбородком, но мало ли было этих касаний сегодня? Осталось только облобызаться на публике всем на радость в знак нашей вечной дружбы. Хотел было привычно ехать без шлема, но решил не доводить Мышку до истерии.