— Ваше высочество, так радостно вновь видеть вас при дворе, — низко поклонились в реверансе обе подошедшие.
Под самую простую светскую беседу мы с Марион успели обменяться еще несколькими ничего не значащими, на первый взгляд, жестами.
“Нам надо поговорить”, — сообщила Марион: — “В полночь”.
Следующий жест я смогла перевести не сразу. На оригинальном языке вееров это могло означать “в месте, где ты спишь”. Но как подобрать антоним? В месте, где ты работаешь? Хм, кабинет Эдварда? Задачка не из легких, судя по блуждающей по этажам страже. Ладно, допустим, я что-нибудь придумаю.
Закрепила жестом, что поняла.
Интересно, как состыковать встречу и с Марион, и с журналисткой? К кому стоит пойти в первую очередь?
Предположим, эту задачку я тоже решу. Но пока мне думается, что с журналисткой встретиться важнее — она слишком уж хорошо вписывалась в план, пришедший мне в голову.
Отец осчастливил подданных — и меня в том числе — своим приглашением за стол только через полчаса после того, как мы с Марион обменялись жестами. В этот момент я и отключилась. Нет, я все еще вела светские беседы, односложно отвечала на все задаваемые мне вопросы, даже улыбалась и грустила в положенных местах, вот только мысленно пребывала в другом месте.
Отца поздравляли с возвращением, вот только далеко не все искренне — и увы, отец это видел, как и любой из присутствующих. Успеет ли он отомстить, а я не сомневалась в том, что захочет, до того как мы с Эдвардом претворим мой план в жизнь?
Как и ожидалось, обед затянулся до семи вечера. Но как и ожидалось, отец обозначил границы:
— Прошу прощения, дорогие гости, но я должен настоять на вашем возвращении в выделенные вам покои. Это вынужденная временная мера. После восьми часов замок будет патрулировать королевская стража, и с нарушителями придется разбираться не самыми приятными методами. Рассчитываю на ваше глубокое понимание сложившейся ситуации. Уверен, завтрашний завтрак скрасит ваше возможное неудовольствие.
— Ваше величество! — Я услышала робкий мужской голос и повернувшись, увидела субтильного молодого человека, вставшего, чтобы обратиться к королю. Испуганный взгляд, трясущиеся от нервов руки. — Прошу меня простить, но я хотел просить вашего дозволения покинуть дворец. Понимаете, моя матушка тяжело больна, и мне бы хотелось...
— Кто для вас важнее?! Ваша умирающая мать или собственный король? — В тоне отца проскользнуло что-то такое, что даже мне стало не по себе. Режущая по живому сталь, от которой кровь в жилах застывает.
— П-прошу прощения, в-в-ваше величество, — запинаясь, проговорил юноша.