— Дорогая! — радостно воскликнула Элизабет, обнимая меня. — А мы как раз говорили о вас!
— Правда? — вяло спросила я.
— Конечно! Кристен заверил меня, что с вашей совой все в порядке. Я так переживала…
— Мисс Бартон, позвольте вашу накидку, — Эванс протянул свободную руку. — Я как раз иду в гардеробную. Не хотелось бы, чтобы верхняя одежда помешала танцам, — он слегка подмигнул и заговорщицким шепотом добавил: — Моя невеста невероятно эмоциональная. Разве это не мило?
Вопрос был задан с тем самым едва уловимым светским кокетством, которое было распространено в высшем свете среди женщин и мужчин в равной степени. Я молча отдала накидку и понимающе улыбнулась, благо вопрос не требовал ответа.
По правде говоря, что-то подсказывало, что Элизабет не так уж эмоциональна, как хочет казаться. Впрочем, многие девушки прибегают к уловкам, чтобы выглядеть в глазах жениха эффектно и привлекательно. Кто я такая, чтобы осуждать это?
Элизабет ухватила меня за руку поверх светлых тонких перчаток и повела в сторону распахнутых дверей в сверкающий паркетом зал. Толпа, бурлящая по обе стороны от нас, заставляла чувствовать себя частью чего-то важного. Волнение, трепет, витающий в воздухе флирт и запах живых цветов, расставленных в большие фарфоровые вазы по углам комнаты, рождали в душе предвкушение праздника.
Интересно, можно ли считать похороны праздником?
Тьфу, Лия! Типун тебе на язык!
Мой взгляд метнулся к зеркалу, напротив которого мы оказались. Отражение продемонстрировало мне хрупкую красивую девушку в ярко-лиловом платье с неглубоким декольте, оттененным блеском ожерелья с россыпью аметистов. Ее черные волосы были забраны наверх и падали на одно плечо, украшенные золотой нитью.
Да, Элизабет действительно была прекрасна. Неудивительно, что Эванс собрался жениться на ней, несмотря на некоторую разницу в социальном положении.
Я оборвала себя, поймав на мысли, что рассуждаю в точности как Амелия.
Рука взметнулась вверх и поправила небольшую серебряную диадему на рыжих волосах, завитых крупными локонами. Она мне казалась претенциозной, но, как ни странно, удивительно шла к изумрудному шелковому платью.
— Дорогая, я хотела с вами поговорить… — осторожно начала Элизабет, и я мысленно закатила глаза. И эта туда же? — Вам не кажется, что слова моей бабушки о белой смерти… Что они относились к вашей сове? — поколебавшись, закончила она.
Я наступила кому-то на ногу, коротко извинилась и только после этого уклончиво ответила:
— Возможно, но я не думала об этом.
— Но ведь речь идет о вашей жизни! — возмутилась Элизабет, повысив голос.