— Пришёл наконец-то! — заботливо сказала она. — Давай скорей, дорогой муж, приводи себя в порядок и садись за стол!
— Слушаюсь, товарищ домашний командир! — шутливо в ответ произнёс Анатолий Петрович, страшно радуясь перемене в настроении жены — с хмурого до веселого, — словно в природе, когда затяжные, нудные дожди наконец-то сполна сменяет солнечная устойчивая погода.
На веранде, сбросив с себя потную, пыльную одежду, набрал из бочки, стоящей возле калитки, полный таз воды. Поставил его на большую лиственничную, со смолистыми отметинами от сучков по бокам тяжелую чурку и, довольно пофыркивая, помылся, чувствуя, как влажная прохлада чудодейственным образом, словно рукой, отвалила от тела огромный камень усталости. В голове солнечно светились мысли: “А Мария-то — какая молодец! Несмотря на то, что сама тоже страшно устала, всё же нашла в себе силы, пусть, понятно, не без помощи, видать, или очень доброй, или впрок предусмотрительной комендантши, но быстро оборудовать гостиницу в семейное гнездо и даже приготовить вкусный ужин. В чём в чём, а в хозяйственной активности ей точно не откажешь!” И тут он вдруг впервые в полной мере осознал, что у него, действительно, есть жена, именно та, о которой так солнечно мечтал в юности, которую искал на протяжении всех последних лет, впопыхах часто наступая на одни и те же грабли, с которой он может быть спокоен за свой, так сказать, тыл. И его душу с силой наполнила такая глубокая нежность к родной женщине, что он, весенним ветром влетев в кухню, на секунду-другую остановил горящий взгляд на прекрасном лице жены, несколько удивлённой решительным видом мужа, затем, не говоря ни слова, как пушинку, подхватил её на жилистые руки и понёс в большую комнату, где одиноко стояла аккуратно застеленная покрывалом кровать. Мария, словно ждала этой минуты целую вечность, обвила его шею руками, всем горячим, упругим телом прижалась к нему, но всё же обессиленно, заплетающимся языком, словно впадая в глубокий сон, прошептала:
— Милый, а ужин?..
Анатолий Петрович, порывисто дыша, с сердцем, казалось бьющимся приглушённо в самом горле, готовом, как выпущенная из клетки птица, взмыть в бесконечно синюю высь, торопливо ответил:
— Потом, родная, потом!..
Позже, уже в поздних вечерних сумерках, накрывших тёплой волной комнату, между плотными шторами каким-то чудом проскользнул лунный серебристый свет и упал на лицо сладко спящей Марии. Умилённо любуясь дорогим образом, Анатолий Петрович с душой, умиротворённо тающей, словно тонкая восковая свеча от языкастого огневого пламени, неожиданно вспомнил стихи великого русского поэта Николая Некрасова, как никакие другие, соответствующие времени и его душевному состоянию, и несколько раз умилённо прочитал их про себя: