На некоторое время в кабинете установилась томящая тишина, слегка нарушаемая лишь доносившимся из приёмной частым постукиванием печатной машинки да нудным гудением настойчивой мухи, безрезультатно пытавшейся сквозь оконное стекло вылететь на улицу, где в плотной тени здания конторы буйно, словно щедро подкармливаемая удобрениями, до самых окон разрослась крапива, а в голубом с редкими перистыми облаками небе начавшее спускаться солнце говорило об скором окончании рабочего дня. Каждый внутренне чувствовал, что разговор не окончен, ибо Маульт Акимович на поставленный вначале разговора с директором вопрос так до конца и не ответил. Поэтому, понимая это, деланно негромко кашлянув, он заговорил первым:
— Из всего, мной сказанного, можно делать вывод, что, выросший, пусть и в военное лихолетье, но в многонациональной среде, я иначе, чем дружески, с пониманием относиться вообще к людям не могу! И русские — не исключение! А с учётом того, что на формирование моего мировоззрения оказала большое влияние их культура, то я испытываю к ним устойчивые дружеские чувства! И это не просто слова, ибо таких великих писателей, как Михаил Лермонтов, силой огромного таланта восторженно воспевший в своих бессмертных произведениях Кавказ, мы, горцы, имеем определённые основания считать своими, как это, говорят, делают эфиопы в отношении к Александру Пушкину! Так что, Анатолий Петрович, без всяких сомнений приезжайте в гости! Хотя бы для того, чтобы убедиться в правдивости моего ответа на ваш вопрос!
— Спасибо! Я принимаю кавказское приглашение! Но пока мы, можно сказать, по душам беседовали, мне, думаю совсем не вдруг, захотелось коснуться и ещё одной, совсем не простой темы — жестоких репрессий печально известного тридцать седьмого года, да и других лет, как предшествующих ему, так и последовавших за ним, вплоть до смерти Сталина. Скажи, как на духу, они оправданны или всё-таки нет?!
— У-у! Анатолий Петрович, куда вас, человека, занимающегося всю сознательную жизнь производством, понесло!..
— Ты хочешь сказать — в политику?!
— Вот именно!
— Пусть будет так! Только могут ли события прошлого, красным колесом безжалостно прокатившиеся по человеческим судьбам, не волновать и сегодня, хотя бы для того, чтобы в будущем жить без оглядки, без страха за себя и своих родных, знакомых?
— Думаю, что вы правы!
— Тогда и выскажи своё мнение о репрессиях!
— Оно исключительно отрицательное!
— Но ведь государственные мужи, раскрутившие страшный маховик до чудовищных оборотов, были вполне разумными, ответственными людьми. Отсюда вытекает ещё одни вопрос: “Для чего им надо было это делать?”