На ленских берегах (Переверзин) - страница 3

Он припоминает: что же тут было спокон веку? Местные жители чем занимались? “Скотоводством, а с приходом русских первопроходцев, в основном из числа казаков, — и растениеводством...” Вопросы есть? Нет вопросов. Ощущение бытия — есть. Главный герой переверзинского романа — директор совхоза, с самых низов пропахавший всё уровни деревенской работы. Во всей её тяжести.

Но только ли тяжесть наваливается на человека в этом жизненном цикле? А то, что всякий выпускник школы, желающий получить высшее образование, имеет возможность поступить в институт и его окончить — не черта ли того позднесоветского полустолетия, в которое вглядывается Переверзин? И с занятостью никаких проблем.

Суть происходящего в романе — заботы работников среднего звена в совхозном повседневье. Непредсказуемость этих забот, когда погода выворачивается то туда, то сюда... Тут хозяйственники именно среднего звена — не высшие руководители, которые “во всём виноваты”, и не низовые работяги, которые во всём винят руководителей, а именно те, кто принимает конкретные решения в стиснутости конкретных обстоятельств и за это отвечает...

Вопросы, встающие перед героями Переверзина, могут показаться сугубо технологическими, особенно если выбросить вон идеологию, помогавшую их вытерпеть. “Не убрав картофель, приступить к рубке капусты”, — какими силами, если и картофель, и капуста ждут одних и тех же рук? И легко ли пускать эти руки одновременно и в то, ив это дело?

“Тяжела ноша руководителя, ох, как тяжела...”

И вот по этой тяжести — свет! Работники совхоза, поднятые до рассвета на прополку капустного поля и поначалу весьма недовольные, по ходу этой работы не только примиряются с ней, но — вот чудо психологии! — веселеют и воодушевляются.

Это психологическая загадка народа, вполне свободного от идеологической лямки. А если уклад совхозный (по сути, социалистический) как раз и есть то, что подходит нашему человеку, уклад души которого естественно ищет такого образа жизни?

Отсюда общая, задорно-оптимистическая интонация переверзинского повествования в части ещё не свёрнутых советских лет. Есть беды? Есть. Но налетают “ниоткуда”. Брат не вылезает из больниц и клиник? Покалечен на всю жизнь из-за несчастного стечения обстоятельств. Пуля-дура, отскочив от камня, может угодить куда угодно? Так озорник-дурак и стреляет затем, чтобы посмотреть, “куда полетит”. Дураки есть, негодяев нет. Во всей трудовой общине переверзинского совхоза — ни одного подлеца-негодяя. Когда ближе к финалу негодяй всё-таки обнаруживается, он от главного героя получает такую затрещину, что сразу вылетает вон из круга деловой проблематики (и вредит уже по эротической части, но это особый сказ).