Однако в этот раз Райян не отреагировал на шутку и, посмотрев мне в глаза, твердо произнес:
— Я король одного из самых больших королевств, и я должен быть сильным. А о какой силе может идти речь, если я собственную жену уберечь не в состоянии и ей самой приходится себя спасать?
Он уже поднимал эту тему, и было очевидно, что ему претит мысль о слабости, к тому же всё это было сказано не с целью, чтобы выдавить из меня жалость. Немного помолчав, я просто сказала ему то, что всегда считала правильным:
— Знаешь, Ян, идеальных людей не существует. Но! Именно ты сам решаешь: оставаться тебе на уже достигнутом, теша себя мыслями о своей слабости, или же продолжать хоть маленькими шажками идти к этому самому идеалу. Жизнь нам дана не для того чтобы бесконечно о чем-то сожалеть, а чтобы хоть самую малость расти над собой.
Наверное, более правильных слов и не подобрать. Боишься слабости, и хочешь быть сильным? Тогда стремись к этому. Хочешь быть счастливым и ни в чем не нуждаться? Тогда делай всё возможное, чтобы этого достичь. Иначе вся твоя жизни превратится в бесконечную череду жалоб и сожалений, а когда ты начинаешь жалеть себя, то уже не можешь остановиться и перестать это делать.
— Временами мне кажется, что ты раза в два старше меня, — проворчал разоткровенничавшийся муж.
— Просто говори со мной откровенно почаще, и я тебя подтяну к своему ментальному возрасту, — смущенно отшутившись и тут же погрустнев, прошептала, сильнее прижимаясь к Яну: — Сейчас я очень хочу ошибиться насчет Нэйта.
— Понимаю, родная, понимаю, — погладив меня по руке, муж немного отстранил меня, чтобы иметь возможность смотреть в глаза, — но лучше готовиться к худшему и главное: не вздумай винить себя. Не ты заставила его сделать неправильный выбор. Да, для него он мог быть самым правильным, но результаты, которых добились насилием, держатся годами, а вот достигнутые переговорами просуществуют не одно десятилетие. Это первое чему учат всех членов королевской семьи.
Глядя на Райяна сверху вниз уже в который раз вспоминаю, что мне достался не самый обычный мужчина. И у меня теплом на сердце разливалось понимание, что вот такой он, открытый, обычный и переживающий только со мной. Кажется, у меня вырабатывается эгоистичное желание, чтобы я была единственной, кто видит в нём мужчину без короны.
Дверь тихо приоткрылась, и мы оба повернулись на звук. В проеме так и не показался тот отчаянный, что вошел без стука к королю, но дверь всё так же аккуратно прикрылась. Мы молча пару мгновений смотрели на странно ведущую себя резную створку и затем одновременно переглянулись. Я уже хотела спросить вслух, «Что это было?», но тут недалеко от стола, за которым мы сидели, послышалось шуршание, заставившее нас посмотреть в ту сторону.