Вспоминаю о вчерашней истерике со стыдом. А затем мысленно махаю рукой. Этому подонку я еще в прошлом году должна была всё высказать, как мне мой психолог и советовала. Не для него, а для себя. Чтобы мне стало легче. Но я же гордая. Я же промолчала и сделала вид, будто ничего и не случилось. Да и дочь не хотелось расстраивать. Я же видела, как у неё глазенки загорелись, когда она отца увидела. Да, она делала вид, что тоже не хочет с ним разговаривать, чтобы меня не расстраивать. Но я-то понимала, что Наташа по нему скучала, да к тому же он её отец. Мало ли что со мной может случится, так ей будет к кому за помощью прийти. Вот и решила не устраивать разборок. А зря…
Но я все же думаю, что все к лучшему.
Говорят, о своей обиде или застарелой душевной боли нужно рассказать восемь раз разным людям, и становится намного легче. Держать всё в себе ни в коему случае нельзя. Иначе можно и в больницу загреметь с нервным срывом.
Хорошо, что свидетелей, кроме Берцева моей истерики не было, а то Антон точно бы в дурку отправил. Нервы подлечить.
Приняв душ, и закутавшись в халат, выхожу в коридор. Свет сразу же загорается, а я от неожиданности подпрыгиваю на месте. Оглянувшись понимаю, что это автоматика сработала.
До кухни дохожу быстро, в коридорах светло, так что заблудиться не получится, даже при всем желании. И мне сказочно везет. В холодильнике я нахожу два контейнера с едой и запиской от повара, что это ужин для меня, его нужно только разогреть.
— Спасибо вам огромное Валентина Павловна, — бормочу себе под нос и достаю контейнеры.
Искать микроволновку долго не пришлось, она стоит на столешнице рядом с плитой. Поэтому быстро разогреваю себе ужин, в одном из шкафчиков нахожу чай, и завариваю его. Накрыв себе на стол, с удовольствием начинаю поглощать вкусности.
Наевшись, и убрав за собой со стола возвращаюсь обратно в комнату, и задумываюсь над тем, что кроме, как для меня контейнеров с едой больше не было. То есть получается, что Антон все же поужинал? Хотя, в принципе, он ведь мог позвонить и сказать, что ночевать не будет и попросил на себя не готовить.
Вот только где же он тогда ночевал? И все ли с ним в порядке? А если у него какие-то проблемы на работе из-за её дела?
Или может он вообще ночует у какой-нибудь своей любовницы?
Почему-то последняя мысль отзывается болезненным спазмом где-то в районе груди.
Резко замерев на лестнице, я вдруг отчетливо понимаю, что это ревность. Мне больно от того, что Антон где-то сейчас развлекается, вместо того, чтобы быть со мной…
От этой мысли мне становится и смешно и грустно одновременно.