Я судорожно вздохнула, пытаясь все это уложить в голове. Образ Насти никак не вязался с тем, что сейчас говорил Воскресенский. И ее боль… Она была искренна. А босс? Он может соврать?
— А ваш отец, он… — слова никак не хотели складываться в предложения.
— Мертв, — холодно ответил мужчина. — Повесился в тюрьме. Ну, или ему помогли.
— А мама? — у меня в горле пересохло.
— А мама жива, — черты его лица немного смягчились, а голос потеплел. — Если захочешь — могу с ней познакомить.
Я кивнула, рассматривая исполосованную шрамами спину босса. В голове просто не укладывалось услышанное!
Оказывается, за каждой силой прячется боль.
— Ну давай, — он допил виски, поморщился и, отложив бутылку, повернулся ко мне.
— Что? — не поняла я.
— Пожалей меня, — со злой усмешкой выплюнул он. — Правильные мышки же любят так делать. Поплачь, обними меня, скажи, что все прошло.
Он фальшиво рассмеялся. И как-то очень быстро оказался рядом со мной. Сжав подбородок, заставил поднять голову и, вглядываясь в мои глаза, произнес:
— А лучше раздвинь ножки — так хоть будет польза от твоей жалости.
— Я не вас жалею, — я попыталась вырваться, но его руки переместились на мою талию, удерживая меня на месте.
— Вот как… — насмешливо протянул он. — И кого же жалеет наша мышка?
— Жалею того мальчика, который вдруг потерял свое детство. Который понял, что папа не придет и спасет.
Еще одна усмешка скользнула по его четко очерченным губам, и Дмитрий Сергеевич как-то неуловимо притеснил меня к стене, прижав к твердой поверхности.
— К дьяволу пустые разговоры, — его ладони двинулись по спине, оставляя за собой пылающий след из мелких заряженных частиц. Моя попытка оттолкнуть Воскресенского закончилась тем, что он перехватил мои запястья одной рукой и завел их мне за голову, пригвождая к стенке. — Итак, рассказывай, мышка.
Его дыхание с терпким запахом дорогого виски обжигало нежную кожу чуть ниже подбородка.
— Ч-что?! — я попыталась вырваться, но снова ничего не вышло. Хватка Воскресенского была стальная.
— Например, о том, куда ты сегодня сунула свой любопытный носик, — терпеливо объяснил мужчина, одним движением расстегивая молнию на платье. Творение модного дома скользнуло по моим плечам и тут же упало к ногам.
Я от неожиданности вскрикнула, но мой всхлип поглотил голодный поцелуй со вкусом виски. Жадный, властный, отбирающий сопротивление, заставляющий сдасться и…
— Давай, Вика, — прервав прикосновение, поторопил меня Дмитрий Сергеевич.
А у меня сердце бьется сильно-сильно! И дыхание зашкаливает. Только я не могу понять: от страха или?.. И страшно, и волнительно, и горько, и как-то запредельно сладко.