— Успокоиться? Мне надо успокоиться?! Об этом легко говорить, да. Но не тебя обманывали больше двадцати лет, не тебя заставили подписать чертовы контракты и не тебя… Не тобой воспользовались как… как вещью, — я судорожно вздохнула ставший вязким воздух и выдохнула, чтобы удержать слезы. — Если это все отбросить, то мне действительно стоит успокоиться.
Из всего мною сказанного он вычленил только одно, о чём и спросил с таким видом, будто собирался расколоть весь мир надвое.
— Ты знаешь про родителей… Откуда? — и не было в голосе уже ни усталости, ни злости, а во взгляде застыл лёд.
Но он так легко меняет маски, что не имеет смысла пытаться его разгадать. Зачем? Лжи в моей жизни и так достаточно.
— О, и ты уже в курсе? Оттуда же, откуда узнала, что Леша Калинин такой же жестоко обманутый, как и я. Он настоящий сын моих родителей. Точнее, тех людей, что меня вырастили. — Я не выдержала и сдернула с постели одеяло, чтобы укрыться. А затем… Затем решилась спросить: — Зачем я тебе? Какой твой следующий ход?
Воскресенский протянул руку, и взял меня за запястье.
— Послушай меня внимательно, мышка, — заглянул в мои глаза и достаточно спокойно продолжил: — Всё, что связано с тобой и твоими родителями, оно не касается нас лично.
— Нас лично? — прошипела я, пытаясь вырваться. У меня было такое ощущение, что его пальцы оставляют обжигающий след на запястье, печать собственности, чтобы затем отравой проникнуть мне под кожу. — Интересно ты заговорил! И отпусти!
— Не отпущу, Вика! — сжал чуть крепче, увереннее. — И, да, заговорил интереснее, потому что для того есть причины. Глупо было полагать, что после всего, что я сделал, так просто отпущу, — замолк на миг, выдохнул и погладил большим пальцем выпирающую косточку на кисти. — Я… Много думал за последние сутки. Никаких ходов не будет. Ты мне нравишься.
Я еле удержалась, чтобы не рассмеяться ему в лицо. Просто не факт, что мой хохот не перешел бы в слезы. Я уже и так держалась из последних сил.
Нравлюсь? Интересно, что ему больше всего нравится во мне? Точнее, как я ему нравлюсь? Быть может, на рабочем столе? О, еще я, наверно, прекрасно ему нравилась в примерочной. Или же на кухонном островке. Или… Смешно. До слез. Горьких, ничего не имеющих общего с радостью.
— Ты же привык решать все проблемы договорами, — нашлась я и предложила: — Давай подпишем новый договор? На секс был, на детей тоже, но чувства, Дима. На чувства не было.
— Вика…
— Что Вика? Больше не Аделия и не мышка?
— Я был не прав, — серьёзно смотрит в мои глаза Воскресенский.