– К Гертруде бы не худо заглянуть, – мечтательно пробормотал он, – проведать, как она. Опять же Тил… А ведь ещё, подумать если, страшно интересно, что со всеми будет, если доплывут, и чем закончится игра? Такое можно было б потом написать, такое… Эх, увидеть бы! И все молчат, не говорят, что происходит, как будто все они сошли с ума. И заплатить им нечем, чтоб с собою взяли. Да и плыть всё-таки страшно… Ах, Гертруда, беды, когда идут, идут не в одиночку, а толпами… Толпами… Хм! – он вдруг схватился за перо и зачеркал им по бумаге, но через минуту вновь откинулся на стуле, кусая кончик пёрышка; взор его сделался рассеян.
– А может быть, – проговорил он задумчиво, – Жуга согласится взять в уплату что-нибудь другое, не деньги? А? Скажешь, будто у меня кроме лютни и штанов ничего нет? Непра-авда, – бард хитро прищурился и погрозил пальцем, – есть. Есть у меня ещё одна вещица… И думается, мне она без надобности. Молчишь? Ну, чёрт с тобой, молчи. У, морда, ты-то всяко поплывёшь, куда уж без тебя-то…
Золотой дракон, доселе внимавший его речи равнодушно, довольно странно посмотрел на Вильяма, пару раз кивнул, как будто соглашаясь, и повернулся на другой бок. Оцепеневший бард сглотнул пересохшим горлом, почувствовал, что было бы неплохо выпить кружечку-другую для успокоения нервов, и направился вниз.
Все эти дни корчма была закрыта, пока вчера не заявились двое кожемяк и дровосек Этьен, уже успевшие как следует набраться. Все трое только что покинули какое-то другое заведение и, обнаружив дверь «Лиса» закрытой, так расшумелись, что пришлось их впустить. Дракона предварительно убрали в комнату наверх. Тот не возражал. А вскоре потянулись посетители. Агата рассудила, что поскольку со дня на день ожидается отъезд (или, как она выразилась, «отплыв»), нисколько не будет зазорным, если корчма откроется на вечерок-другой. Сейчас, однако, внизу было пусто, лишь у камина невысокий посетитель с кружкой грел замёрзшие бока. Вильям пошарил в кошельке, нашёл монетку и тоже заказал себе пивка. Сдул шапку пены, отхлебнул и привалился к стенке, глядя на приплясывающий в камне огонёк. Было тихо. По столу, средь лужиц пролитого пива, короткими перебежками подбирались к яблочному огрызку два таракана.
– Простите, это не вы уронили? – вдруг сказали чуть ли не над самым ухом. Бард вздрогнул, поднял взгляд, затем опустил.
У стола стоял незнакомец.
Под столом лежало кольцо. Вильям нагнулся, поднял его. Покачал головой.
– Нет, это не моё, – сказал он, прежде чем успел сообразить, что мог бы и соврать – колечко было хоть и тонкое, но золотое (если то была, конечно, не подделка), с небольшим рубином, огранённым в форме сердца.