– Начнём издалека, – сказал Хансен. – Во-первых, нету смысла укорять себя за прошлое, поскольку ты уже стал не от мира сего.
– Что-о?
– Что слышал. Мир меняется, Лис. Пока ты – часть его, ты этих перемен не замечаешь, поскольку ты меняешься вместе с ним. Но как только ты выпадаешь из него и начинаешь задумываться над происходящим, то сразу начинаешь видеть эти перемены. И переживать. Сейчас как раз такой момент. Уяснил?
– Забавно, – взгляд Жуги вдруг сделался рассеян. – Забавно… – А ведь Ашедук мне тоже говорил что-то такое, что весь мир меняется, а я в нём как бы прежним остаюсь… Ладно, – он шлёпнул себя по коленкам, – будем считать, что это я уяснил. Продолжай.
– Ты никогда не спрашивал себя, почему боги так редко спускаются на землю?
Травник с подозрением нклонил голову набок.
– Что ты хочешь сказать? – спросил он.
– Я говорю, что боги редко появляются на людях. Ты вспомни все истории, что знаешь, или хотя бы попробуй вспомнить. Хотя бы тот же Локи, или Христос, или хиндусский Кр'шна. Богов, которые рискуют задержаться на земле, обычно убивают очень быстро. Ты не обращал внимания? Потом тому придумывают сотни оправданий – приписывают их гибель то коварству или зависти других богов, то их же собственному милосердию и жертвенности, но убивают их так или иначе. Легко вершить чужие судьбы, легко двигать фигурки на доске. А вот легко ли самому стать фигуркой? Так и так выходит, что не очень-то легко. Потому что ихнее «там» и наше «тут» – это совсем не одно и то же. Им – их мир, нам – наш. А после нас ещё и заставляют в них верить.
– Я не понимаю, к чему ты клонишь. Если я – не я, а только Он, который стал… – Жуга прошёлся пятернёй по волосам и помахал рукою в воздухе, как будто стряхивая с пальцев невидимую воду. – А впрочем, что я говорю… Не думаешь же ты в самом деле, что на поляне у менгира Локи бился сам с собой? И моя победа на самом деле – его победа?
Хансен уселся поудобнее и привалился к стене. Должно быть, где-то там, за гранитной толщей пробил себе русло горячий источник – от камня тянуло приятным теплом. Хансен поразмыслил, не зажечь ли им свечу, чтобы видеть лицо собеседника, и даже потянулся за мешочком, где она лежала, но передумал – свечи приходилось экономить. В конце концов хватало света от стены, а остальное было не так уж важно.
– Non sequitur, – сказал он, – что означает – «не логично». Твои выводы опережают предпосылки. А потому возьмём другой вопрос. Точней, поставим его по-другому. Шире, что ли… Куда уходят боги?
– Куда… уходят? – повторил, не понимая, травник.